Марго Ланаган - Лакомые кусочки

— Бранза, Бранза! — крикнула Ма из кармана, из-за плеча, из яви. Бранза рывком села в кровати и прильнула к матери, вся в слезах. Эдда недовольно завозилась, больно шлепнула плачущую сестру по руке и отвернулась досматривать интересный сон.

Сперва я считал, что обеспечил себя деньгами до конца дней, но позже выяснилось, что человеческие желания — все равно что ветры в животе: раздувают бедные кишки до предела, и богатство улетучивается, будто дурной воздух.

Я был уверен, что веду себя благоразумно: не раздавал деньги нищим, не швырялся золотом направо и налево. Я купил три отличных дома: первый — в Сент-Олафредс для Энни, второй — для себя в Бродхарборе, и еще один, тоже для себя, по соседству с Энни, чтобы время от времени навещать ее и давать советы, как распоряжаться богатством. О правильном обращении с деньгами бедняжка знала не больше, чем улитка — о полетах. При всем том я не носил крикливых нарядов, предпочитая достойную, но скромную одежду, не закатывал бурных пирушек и не предавался разврату, разве что изредка позволял себе самую дорогую проститутку. У меня хватило ума не жениться и не наплодить толпу отпрысков, на которых обычно уходит целое состояние. В долг я давал только тем, в чьей честности и надежности не сомневался.

И все-таки мое богатство иссякло — не то чтобы совсем, но по прошествии двух лет я почувствовал, что в карманах гуляет ветер. Вскоре после того ко мне пришел один из тех людей, кого я ссудил средствами, и признался, что занимал деньги не под свое надежное предприятие, а под рискованные аферы беспутного сына. Этот человек принялся уверять, что обязательно вернет мне шестьдесят золотых, как только получит прибыль с оловянного рудника, только вот на руднике дела сейчас идут гораздо хуже, чем в прошлые годы, поэтому…

Короче говоря, я очень быстро оказался на мели, и лишь раз, лишь один раз ценой огромных стараний мне удалось выиграть в карты сумму, достаточную для того, чтобы отбиться от самых нетерпеливых кредиторов, хотя и этого хватило ненадолго.

В общем, как я уже сказал, совсем скоро мне пришлось улепетывать из Бродхарбора, спасаясь от Клещерукого Брэди и его разбойников. Как я ни финтил, как ни ухищрялся, они выследили меня в Сент-Олафредс, и вот уже я сломя голову несся по улицам, а за мной на своих длинных паучьих ногах гнался один из подручных Брэди по прозвищу Селезень. На бегу я лихорадочно думал: что же, архиерей его в душу, мне теперь делать?!

Наверное, от всех этих архиереев, священников и молебствий есть какая-то польза, поскольку меня все-таки осенило. Когда я пробегал по узенькой лестнице за монастырем Ордена Угря, у меня в голове вырисовалась совершенно ясная картина (как раз тот случай, когда в самую тяжкую минуту между жизнью и смертью человек вдруг обретает способность соображать — ну, вы понимаете, о чем я). Так вот, перескакивая с одной ступеньки на другую, я мысленно вернулся в тот день, когда мы с Лечухой Энни осматривали дом, который я собирался ей купить. Наши шаги эхом отдавались в просторных пустых комнатах, лицо Энни было сумрачным и задумчивым.

«Ты всегда можешь вернуться туда снова и раздобыть еще денег, — сказала она тогда. — Теперь, когда ты проторил дорогу, пробил… гм… оболочку… Я, правда, не советую этого делать, но по большому счету тебе ничто не мешает».

Я остановился прямо посреди лестницы. Селезень увидел меня сверху и торжествующе заорал. Я топнул ногой и воскликнул:

— Пустите меня! Пустите внутрь!

— Надеешься, что тебя спасут монашки? — загоготал Селезень, сбегая по ступенькам.

Сколько я ни топал, под ногами оставался унылый серый камень.

— Пустите! Да пустите же! — верещал я, подскакивая, точно вошь на раскаленной сковородке.

Селезень схватился руками за живот и начал корчиться от смеха. Он стоял совсем близко, на расстоянии вытянутой руки и вполне мог схватить меня, но пока что тянул время, наслаждаясь видом обезумевшего карлика.

Неожиданно Селезень перестал смеяться и в страхе попятился. Что его испугало? Я оглянулся, однако ничего не увидел, а потом вдруг сверху раздался странный звук, похожий на хлопанье птичьих крыльев. Вот оно! Вращающееся полупрозрачное облако, складчатая пелена, створка на границе миров! Дзыннь! Я подпрыгнул и нырнул в нее, сложив руки, как стрела, как праведник, возносящийся в небеса. Хвала всем архиереям, монашкам и богомольцам! До свиданьица! Вращающееся облако втянуло меня в воду.

Ощущения были почти такие же отвратительные, как тогда. Меня словно бы сжимала в своих кольцах худая, но жилистая и сильная змея. Я рванулся к поверхности — слава Пирожнику в небе, на этот раз глубина оказалась гораздо меньше — и потащил за собой бороду, однако она, видимо, основательно запуталась в водорослях где-то на дне. Я выпрямился и вполне мог стоять — вода доходила мне только до бедер, — но грязный ил меня не отпускал. Прежде чем мутные воды сомкнулись, передо мной на миг промелькнуло ужасное зрелище: кончик моей прекраснейшей бороды был зажат в кулаке Селезня, который протиснулся сквозь серую складку в погоне за мной.

Тем не менее змеиное брюхо не пускало его дальше. Я тянул изо всех сил и уже думал, что предмет моей мужской гордости вот-вот напрочь оторвется от подбородка, но все, что мне удалось, — это вызволить из кулака Селезня несколько жидких волосков, потому как на поверхность он не выскочил.

Я продолжал тянуть. Вот если бы найти камень потяжелее, чтобы треснуть этого негодяя по руке и заставить разжать пальцы, тогда он точно свалится обратно в обычный мир. Я громко звал на помощь — и пускай потом костерят меня на чем свет стоит, — но никто не откликнулся, и мне пришлось продолжить борьбу. Это было невыносимо тяжело и ме-е-дленно , все равно что тянуть воловью повозку, привязанную к бороде. Шажок за шажком я приближался к берегу, а когда обернулся — ох! — из воды торчали костяшки пальцев подлого Селезня! Проклятие, я тащил его за собой! Не оставить ли его на полпути, башкой вниз, чтобы он захлебнулся?

В панике я совсем не думал, чем обернется для меня такой исход, смогу ли я сам вернуться, если мертвый Селезень застрянет в дырке между мирами. В тот момент я глядел только на ромашки, растущие на берегу. Если я дотянусь и сорву их, у меня будут монеты, чтобы унять преследователя, унять их всех. Превратившись в одну сплошную свинцовую боль, я упрямо продвигался на мелководье.

Обессилев, я в отчаянии замолотил руками по воде и на мгновение ослабил тягу. Селезень тут же потащил меня на глубину, и вдруг, к своей великой радости, я обнаружил в ладони несколько жемчужин, заляпанных грязью. Более того, рядом на воде колыхался комок слипшейся лягушачьей икры, который, однако, не дался мне в руки, поскольку Селезень опять дернул меня назад. Я изловчился и — хоп! — икринки в моих волшебных пальцах обернулись прелестными блестящими жемчужинами. Я проворно достал из кармана полотняный мешок и принялся ссыпать туда жемчуг, одновременно загребая новые комки икры. Наверняка жемчугом можно рассчитываться так же, как и золотом. Совсем недавно жемчужное ожерелье — очень недешевое! — решило вопрос в мою пользу, когда я добивался благосклонности одной весьма привлекательной барышни, причем это было в Бродхарборе! В Сент-Олафредс, вдали от воды, жемчуг наверняка еще дороже!