Андрей Завадский - Выбор

- Что ж, это благородно, красиво, пусть и глупо для того, кто правит целой державой, - вздохнул Маркус. - Я же с твоего позволения останусь в лагере. Я слишком стар, чтобы самому идти в бой, и успел научиться ценить жизнь.

- Оставайся, - кивнул Эйтор. - Ты встретишь меня, как победителя, встретишь всех нас. Или предашь земле мое тело, - добавил король, - коль случится так, что Судия решит отдать победу другим.

- На все его воля, - бесстрастно произнес Маркус. - И да пребудет с тобой справедливость Судии, государь.

За спиной ждало, пребывая во все большем напряжении, войско. Сотни людей, вставших под знамя короля, взявших в руки оружие, чтобы биться за него, ждали, чувствуя охвативший их трепет. Волнение в этот миг поселилось в душе каждого, будь то рыцарь, наемник, прошедший десятки сражений, или простой ополченец, впервые покинувший отчий дом, и еще не успевший привыкнуть, что теперь ему должно зваться воином. Равно чувствовали подкатывающий страх и Бранк Дер Винклен, и его оруженосец, но только первый в большей мере мог совладать со своими чувствами, второму же лишь предстояло закалить свой дух. Воины ждали, и король Эйтор, став перед строем и обратившись к нему лицом, заговорил, обращаясь сразу ко всем и к каждому в отдельности.

- Воины, мои братья по оружию, настал час решающей битвы, от исхода которой зависит судьба этой земли, всего Альфиона. - Эйтор, закованный с ног до головы в сталь, восседавший верхом на защищенном стальными же латами громадном жеребце, казался застывшим в строю воинам мифическим героем, непобедимым бойцом из старых легенд. Лучи утреннего солнца сверкающими брызгами разбивались о его броню, окутывая короля сияющим ореолом. И каждый из тех, что пришли в этот день на поле Локайн, молча вслушивался в его речь, боясь даже дышать. - Там, впереди, наши братья, такие же альфионцы. Но они запятнали себя позором предательства, и отныне стали врагами для нас, врагами, которых должно уничтожать, не ведая пощады. И я говорю вам, мои воины, идите в бой, забудьте о смерти. Сегодня решится судьба нашей родины, и от вас, братья мои, зависит, быть ли Альфиону впредь, или же он падет под ударами врагов, став лишь воспоминанием. Но я верю, если и случится так, то лишь тогда, когда падет последний из нас. Но такому не бывать никогда, ибо не может быть поражения, когда вы здесь, когда мы вместе и жаждем победы. Помните - в ваших десницах ныне пребывает будущее целой державы. Вперед, к нашей победе, воины! За Альфион!

- За Альфион, - взорвался исторгнутым разом сотнями глоток криком монолитный строй. - За Альфион и короля! Слава королю Эйтору! В бой!

Запели трубы, и, вторя им, с дальнего конца равнины донеслись хриплые голоса рогов. Строй всадников, с которым уже слилась, растворившись в нем, свита короля, вопреки всем советам решившего не избегать сражения, качнулся, сдвинувшись с места. В землю ударили тяжелые копыта, и склонились вперед сотни копий. Латная конница, краса и гордость Алфиона, набирая разбег, шла в атаку, и в первых рядах своих воинов мчался - навстречу вечной славе или собственной смерти, - покачиваясь в такт шагам своего скакуна, сам Эйтор, правитель Альфиона.

Поднявшееся над обрамлявшими равнину Локайн холмами солнце бесстрастно взирало на землю, и его огненный лик порой подергивался пеленой принесенных откуда-то с юга облаков, суливших скорый дождь. А там, внизу, в клубах пыли, сходились под протяжное пение боевых рогов в смертельной схватке тысячи храбрых бойцов.

От поступи боевых коней дрожала земля. Фаланга закованных в сверкающие рыцарей, над которыми реяло знамя серебряно-алое короля Эйтора, бронированной волной накатывала на застывших недвижимо, будто по колено вросли в землю, пехотинцев под бело-зелеными штандартами принца Эрвина. И за этим величественным и страшным зрелищем равнодушно следили с обеих сторон, с неестественной холодностью просчитывая возможные ходы и контрходы противников, бесстрастные наблюдатели.

Лорд Маркус, оставшийся в лагере, под защитой сотен пеших воинов, в мельчайших подробностях видел все, что случилось на равнине. Он словно оказался возле шахматной доски, фигурки на которой по прихоти неведомого колдуна вдруг ожили, обретя собственную волю, но, не забывая о том, что были созданы дл боя и для победы.

Лорд видел, как качнулась вперед, сделав первый шаг - неведомо, к триумфу или краху - конница Эйтора. Он видел, как всадники, пустив своих скакунов сперва рысью, а затем и легким галопом, стальной лавиной хлынули навстречу врагу, так и не тронувшемуся с места. И это зрелище невольно вызвало у Маркуса, давно уже не водившего в атаку свою дружину, благоговейный трепет.

- Нет силы, способной выстоять пред этим, - произнес старый лорд, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. - Сегодня мы будем торжествовать победу.

Земля дрожала, и над полем повис лязг металла, сопровождаемый конским ржанием. Обученные скакуны сами рвались вперед, в бой, и рыцари вынуждены были не понукать их, а сдерживать, чтобы достичь строя врага всем разом, а не поодиночке. А вражеская конница, которой было явно меньше, все так и стояла, не сделав ни шага, хотя каждый, кто видел происходящее, понимал - это самый верный путь к поражению.

- Думаю, государь не будет таить на тебя обиду, чародей, - лорд Маркус покосился на замершего в странном напряжении Рупрехта. Маг тоже не пошел в бой, и с ним остался верный Эвиар, сейчас безмолвной тенью замерший за левым плечом волшебника, не выпуская из рук свой громадный лук. - Кто устоит перед этим натиском, этой дикой яростью? Наши рыцари сметут с равнины любого врага, и никакие чары им не потребуются. Жаль только, ты не сможешь искренне величать себя победителем, ведь всю работу сделают простые воины, усмехнулся старый лорд.

А альфионские рыцари накатывались на врага, все ускоряя ход. Вот между ощетинившейся жалами длинных лансов конницей Эйтора и врагами, по-прежнему пребывавшими в неподвижности, осталось уже не более тысячи шагов, и эта полоса земли, которой еще не касались подкованные копыта боевых дестриеров, и на которую не успел пасть еще кровавый дождь, сужалась с каждым мигом. Шесть сотен латников в эти мгновения действовали как одно целое. Конная фаланга, над которой полоскались яркие, заметные издалека штандарты самого короля и его верных лордов и рыцарей, наступала широким фронтом, и фланги ее, выдававшиеся за фланги строя Эрвина, должны были сомкнуться вокруг горстки врагов, подобно стальным челюстям, чтобы смять, сокрушить, раздавить неприятеля в единой могучем порыве. А затем уже все это воинство должно было обрушиться на пехоту, заведомо не имевшую почти никаких шансов в этом бою.