Дмитрий Скирюк - Осенний Лис

Рифмач поцокал языком и усмехнулся:

— Э, друг Жуга… Да ты, похоже, влюбился.

— Я? Нет… а впрочем, да… Наверно, да. Не знаю. Может быть. Она…

— Влюбился. Втрескался. По уши. Это я тебе как поэт говорю.

— Да помолчи ты! — рявкнул Жуга так, что Вайда подскочил на месте. — Дай же объяснить… — Он собрался с мыслями и продолжил: — Здесь что-то непонятное. Да, я хочу ее любить. Хочу ее, но…

— Ну, это-то как раз понятно… — вставил неуемный Вайда и осекся, перехватив испепеляющий взгляд травника.

— Мне продолжать, или не надо? — холодно осведомился тот. Поэт кивнул и постарался придать своему лицу серьезное выражение. — Так вот. Подумай сам: когда я успел в нее влюбиться-то? Ну, ладно бы — красавица, чтоб глаз не отвести, тогда понятно, или, положим, просто по сердцу пришлась, так ведь пацанка же еще, да я и знаю-то ее два дня всего! Да и не водилось за мной такого, чтобы девка — хлоп глазами, пальчиком поманила, я и лапки кверху. Девчонки — те, бывает, навоображают черт-чего, да и влюбляются за сутки, но чтоб я вот так… Ни в жисть не думал. — Он вздохнул и помотал головой. — Ну ладно. Пускай, влюбился. Но почему у меня такое чувство, что меня подталкивают к этому? Как будто все это… подстроено, что ли. Вот…

— Так ты любишь ее или нет?

— Не знаю.

— А она тебя?

— Не знаю.

— Дурак ты, Жуга, — покачал головой рифмач. — Ой, дурак…

Тот поднял голову.

— Вот и Роджер меня тоже в дураки норовит записать. С чего бы, а?

И он умолк.

Вайда вздохнул и плотнее закутался в плащ. Поежился.

— Что-то холодно сегодня… С тех самых пор согреться не могу, как ты меня из ямы вытащил. Как будто бы всегда стою в тени. Дороговато дался мне тот Теплый Стан. Может, хоть летом оттаю?

— Оттаешь, если вспоминать поменьше будешь. Это в памяти ты мерзнешь, не взаправду, — сказал Жуга. — Пройдет.

— Я ведь и искал тебя, чтоб поблагодарить. Не успел тогда — уж очень ты быстро ушел. Да, изменился ты, — задумчиво проговорил рифмач. — Мечом, гляжу, обзавелся, хромать перестал. В одном только прежним остался — повсюду сам себе преграды строишь.

Травник хмыкнул и пожал плечами. Посмотрел на Вайду.

— Может, просто другие их не видят?

— Сидишь?

Вот теперь Жуга вздрогнул.

Горбун возник на берегу как будто ниоткуда. Слух у травника был — острее некуда, и все же Роджер ухитрился подойти бесшумно.

— Ну сиди, сиди, — кивнул он, сам, однако, не садясь. — Много высидишь.

— Зачем пришел?

— Поговорить нам надо, рыжий. О тебе.

Он вынул трубку и кисет, стукнул кресалом и раздул трут. Закурил и после паузы продолжил:

— Ли требует, чтоб ты ехал с нами и дальше.

— А ты, как бы, против?

— О, как ты заговорил! — усмехнулся тот, попыхивая трубкой. — Да… Я против. И дело даже не в том, что это просто очередная девчоночья блажь. И не в том, что ты мне нравишься. Просто я надеялся, что в этот раз все обойдется. Но видно, все влюбленные дураки. И ты тоже.

— Как…

— Только слепой не догадается. Да ты не обижайся. Ты знаешь, чем отличается обычный человек от дурака? Обычный человек мечтает, чтоб его возлюбленная упала в реку, и он бы ее спас. А дурак… — он затянулся, — …дурак мечтает, чтоб она никогда не упала в реку. Таких не любят, Лис. Ты уходи. Так надо. Нельзя вам вместе. Ты умеешь плакать, ты скоро умрешь. Так что — уходи, пока еще можешь уйти.

— Так это ты, стало быть, обо мне заботишься? — криво улыбнулся Жуга. — Зря. Давай, гони меня. Я пойду вслед за вами.

— Не советую. Два дня, Жуга. Два дня ты можешь ехать с нами. Потом наши дороги разойдутся. Здесь у меня свои дела. Ты понял?

— Нет.

— Тебе же хуже. И не надейся на свой меч — в этих делах он тебе не защита.

Роджер выколотил трубку о башмак и встал.

— Ладно. Кто не обломался, тем еще предстоит. Идем кашу есть.

И сказавши так, он повернулся и ушел.

Меж тем уже заметно стемнело. И впрямь пора было идти к костру. Жуга подался вперед и потянул за рукоять меча. Хриз мягко вышел из земли, поблескивая серебристым лезвием. Ржавчина исчезла. Лис скалился с клейма.

— Ну что, доволен? — проворчал угрюмо травник. — И ты туда же. Спрятался. Выставил меня перед девчонкой дураком… Тебе-то это все зачем?

Клинок молчал.

Жуга задрал рубаху, нащупывая в сумраке узкую прорезь ножен, и выругался, порезав палец. Похолодел невольно: так можно и живот себе распороть! Хриз как всегда под вечер начинал чудить — то было его время. Капли крови упали на землю, и почти тотчас же полыхнул в браслете черный камень. Травник нахмурился: «Да что вы все, сговорились что ли?»— встал, направился к кустам, прислушался и вдруг замедлил шаг. Остановился, глядя в темноту.

— Давай, чего уж, — сказал он, — выходи. Я ведь все равно тебя вижу.

Кусты расступились, и к травнику вышел Иваш.

— Слышь, рыжий, — хрипло сказал он. — Ты уходи. Добром прошу, уходи.

Жуга не ответил, и тогда скрипач шагнул вперед.

Он был бос. Белые волосы растрепались. Катаная шляпа сбилась на затылок. В проеме распахнутой овчинной безрукавки мелькнула голая, в длинных царапинах грудь.

— Ты понял меня? Оба уходите. Ты и Вайда! Завтра же!

Травник поднял взгляд, и голубые глаза его странно блеснули в темноте.

— Остынь, Иваш, — хмуро сказал он. — Твоих мне только советов не хватало. Я уж как-нибудь сам решу, чего мне делать и куда идти.

Иваш сжал кулаки.

— Не оставишь Линору в покое — пеняй на себя! — прошипел он травнику в лицо и с треском исчез в кустах.

Жуга вздохнул, покачал головой и направился к укрывшемуся за деревьями фургону.

Ночь выдалась холодной. Вызвездило. Покончив с ужином, Жуга взял из фургона две старые облезлые шкуры, одеяло и улегся (на случай неожиданного дождя) под повозкой. Снял и спрятал в мешок свой браслет и долго лежал, размышляя о чем-то своем, пока, наконец, не уснул.

Проснулся он от шороха. Прислушался настороженно. Ни звука не было в ночи. Костер давно уже погас, лишь угольки красными глазами пялились во тьму. И все же… Шорох повторился, и травник окончательно уверился в своей догадке.

Кто— то полз.

Жуга не шевельнулся, не издал ни звука, лишь рука скользнула под рубаху, нащупывая рубчатую рукоять меча. Пальцы сжались…

…и расслабились.

— Это я.

И снова тихий шорох. Неясный контур девичьего тела в темноте.

— Ли?

Холодное тело забралось под одеяло.

Она была нага…

…она пахла медом и полынью…

…горчичным семенем и молоком…

…сосной и тополиным пухом…

…всем и ничем.

У травника закружилась голова.

— Зачем…

Узкая ладошка закрыла ему рот, и он умолк.

— Молчи. Пожалуйста, молчи.

Линора придвинулась ближе.

— Ты сумасшедшая, — выдохнул травник, едва ладонь убралась с его лица.