Марина Броницкая - Я не Поттер!

— Я еще не отвечала! — громко возразила Эбот, тряхнув кудряшками и неприятно поразившись такому пророчеству. — Мы после вас идем!

Гермиона поправила учебники под рукой, чтобы те не упали, и ответила весьма туманно.

— Ну… временные рамки не влияют на заранее запрограммированный результат… — промямлила она. — А где Гарри? А, вот и ты, привет, — буркнула она неприветливо. — Тебе сказали заходить, профессор ждет уже.

— Какой–какой результат?! — Ханна готова была побить заучку.

— Если ты готов, конечно.

— Готов! — я разозлился на собственный склероз.

Это ж надо — забыть украсть этот чертов хроноворот, даже пообещав себе не забыть!

Но сегодняшний день испытывал меня на прочность со страшной силой.

— А кто сказал, что ему можно без очереди? Если он любимое чадо, это еще ничего не значит!

— Я в списке, болван!

Ли Джордан не сдался, подбодряемый улыбочками Симуса.

— Докажи!

— Да вот же он… — я обернулся к двери, на которой еще минуту назад висел белый листок бумаги с именами и фамилиям. — Да вы что, страх потеряли?! — от ярости меня колотила мелкая дрожь.

— А кто ты такой, чтоб тебя бояться? — ирландец шагнул вперед, сложив руки на мускулистой груди. — Чай не директор, справимся! Так ведь? — он победно оглядел всех присутствующих и насладился одобрением на их лицах. — Поставить всем Отвратительно твой отец не посмеет. Он же никто, Гарри. Ему Дамблдор за работу деньги платит! И то, — он ухмыльнулся, — вам малфои деньжат на праздники подкидывают. Жалеют сироток!

Я стоял окруженный враждебной толпой и вспоминал… вокзал. Свой первый визит на Кинг Кросс, где меня окружили точно такие же люди и говорили точно такими же голосами, полными неприязни, злобы и презрения к незнакомому ребенку со шрамом на лбу, оказавшимся обманом, а не героем, которого они ждали. В этот раз возле меня не было Рона, были лишь его братья, безразлично поглядывающие на бойкотирование моей персоны с подоконника. Да и не ожидал я ничьей поддержки. Ни потупившая взор Гермиона, ни еле сдерживающий крик ликования Невилл — ничто и никто меня не обидел, ведь все правильно, все верно.

— Оливер еще тот матч забыть не может… А этот год для него последний, — негодовала Парвати. — Из‑за тебя мы кубок не получили!

Я перестал злиться и начал веселиться.

— И что?

— Как что?! — закричал Финниган. — Как что?! Да ты… да ты… — слов в мой адрес он опять не находил и задыхался от распирающих его чувств.

Всё, маски сброшены, игры закончены, здравствуй, моя взрослая жизнь, и до свидания все, что могло достаться мне от мамы.

— Вы меня не просто не забудете, я вам не дам о себе забыть!

Все мои книги полетели в окно, и в момент, когда стекло разбилось, а его осколки со звоном рассыпались по полу, я прошептал:

— Обливитиум веритас…

Да, мой отец не посмеет поставить вам тролля, он не поставит вам ни единой оценки. Оценивать пустоту ваших знаний — дело зряшное. Нечего врагам знать, как с тобой бороться, а то профессор Снейп разошелся не на шутку — учит их, учит… Зачем, спрашивается?!

Я резко развернулся, закинул рюкзак на плечо и скрылся в полумраке коридора. По его закоулкам завывал холодный ветер, а со стен раздавалось посапывание обитателей портретов, убаюканных осенним дождиком за стенами замка, и лишь редкие маги и волшебницы проснулись, разбуженные шумом у кабинета Защиты. Дама в меховом манто, прикорнувшая на скамеечке под раскидистым кленом, даже приоткрыла один глаз, но сделала вид, что подобная суета её вовсе не интересует, и захрапела с удвоенной силой. За статуей средневекового рыцаря мелькнула тень в черно–желтой мантии — это Диггори хотел мне что‑то сказать, но передумал и шагнул в стену. Даже кухонный эльф с большим серебряным подносом предпочел уступить мне дорогу, пискнув «простите».

Все живое и мертвое на моем пути предпочло испариться, не заметить мальчишку, уйти, и я еще раз почувствовал — этот замок меня ненавидит еще сильнее, чем я его…

* * *

В душной маленькой комнате коптила керосиновая лампа, свисающая с низкого потолка. Но, как ни странно, даже такое маленькое помещение оказалось не прогретым. Переносная печка у побитого молью кресла, похожая на коробку с решетками, могла согреть только эту самую моль, но никак не закутанного в парочку истрепанных пледов завхоза. Незаметно дотронувшись до своей палочки, я чуть потянул её из кармана и согрел помещение, а то стопка бумажных платков Филча уменьшалась уж лишком быстро.

— А–а-а–пчхи!..

Желать здоровья старик мне не стал, поскольку предыдущие шесть таких пожеланий никакого результата не принесли.

— А Дамблдор что говорит?

— Говорит, исключат меня…

— А кому он это говорит?

— Дяде Люциусу, — я шмыгнул носом. — Три раза сказал уже.

В последние три дня лорд Малфой успел пожалеть о моем существовании гораздо больше раз, чем отец и директор вместе взятые. В который раз мне пришлось признать, если на носу неприятности, то поблизости ищи и Люциуса Малфоя. У кого связи, деньги, власть? Не у отца, к сожалению, и к еще большему сожалению — не у меня. Я оказался не настолько избранным, чтобы не быть вышвырнутым за ворота Хогвартса.

На следующий день после того, как все знания по Предмету Защиты испарились из целой сотни и так пустых голов, да так туда и не вернулись, по приказу Альбуса в Пророке опубликовали то самое пророчество, из‑за которого тринадцать лет назад и случился весь сыр–бор с семьёй Поттеров. Наверное, у директора случилась истерика, чем еще можно объяснить такой глупый поступок? У него даже ласковых слов не нашлось, когда я к нему в кабинет зашел.

Он просто молчал и смотрел. Затем поднялся, сцепил руки за спиной, прошелся взад–вперед, положил в рот леденец, и сказал:

— Какая гадость!

И вновь уставился на меня.

— Вы что‑то хотели? — решил я поинтересоваться, раз уж пришел.

— Я? — удивился он. — Да нет, Гарри… Ты свободен, мне жаль.

— Ну ладно…

Убеждать его в своем раскаянии я не стал, но Альбус и не настаивал. Статья не возымела действия, по крайней мере, в стенах школы, и сказать нам действительно было нечего. Не знаю почему, но ноги сами меня принесли в каморку к Филчу. Какому грифиндорцу придет в голову искать меня здесь?

— А отец что говорит?

— Он со мной не разговаривает! — жаловался я. — Ему в министерстве есть с кем поговорить…

Да уж, чего–чего, а разговоров отцу хватает, он за всю жизнь не произнес стольких слов, как за эти дни. От осознания эдакой нелепицы папа даже ходит весь такой… удивленный. Его даже Волдеморт на ковер вызывал! Мол, как же так, мой верный слуга и не смог обеспечить покой другому моему верному слуге?! Барти разговор мне вкратце передал, конечно, но что‑то мне подсказывает, все было серьезно.