Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

Фред ойкнул и отпрянул. Судорожно сжимая палочку, леди Малфой наблюдала за тем, как по его ошарашенному веснушчатому лицу, не производя никаких изменений, стекает зачарованная вода.

— Прости, — упавшим, растерянным и виноватым голосом выдавила Гермиона, заранее решившая, в случае новой ошибки, всё чистосердечно рассказать, невзирая на категоричность суждений своего коллеги. — Я сейчас всё объясню!

— Да уж, постарайся! — рявкнул тот.

Она протянула ему полотенце и, начиная убирать палочку, добавила, когда Фред, всё еще ошеломленный, стал вытирать лицо:

— У тебя что‑то на лбу. Понимаешь, — Гермиона с трудом засунула палочку в непослушный карман, — прости, Фред, я…

Она подняла взгляд и охнула. Но не успела ничего сделать до того, как рыжеволосый Фред Уизли с лицом Гарри Поттера вскинул даже не волшебную палочку, а просто бледную ладонь — и она потеряла сознание.

* * *

Гермиона очнулась. Кажется, прошло довольно много времени — за окнами царила густая ночная тьма.

Она стояла на ногах, прикрученная магическими путами к сотворенному посреди гостиной широкому деревянному столбу. Оковы не давали ни трансгрессировать, ни дотянуться до Черной Метки.

Высокий и худой противник ее уже утрачивал очертания Фреда Уизли — наверное, давно не хлебал Оборотного зелья. Теперь Гермиона вспомнила никелированную флягу, к которой ее мрачный коллега так часто прикладывался — она считала, что там огневиски, следствие безысходности и внутреннего опустошения.

— Что ты сделал с Фредом?! — зло спросила леди Малфой, как только пришла в себя.

Гарри поднял правую руку, демонстрируя серебряный перстень с черным агатом. Страшная догадка, подающая слова Амаранты в совершенно ином свете, мелькнула в голове Гермионы.

— Трансфигурировал, — безэмоционально подтвердил ужасное предположение Гарри. — Приходится расколдовывать его совсем ненадолго, чтобы изменения не закрепились в исходном материале, — любезно разъяснил он, и Гермиону передернуло от подобной аттестации живого человека и старого товарища. — Волосы ращу специальным зельем, — продолжал Гарри и вдруг резко спросил: — Кому известно о том, что ты собиралась сделать? Вообще о том, что зовешь меня в этот дом, и о твоем плане? Кто может узнать о нем?

— Амаранта и Тэо, — против воли хозяйки сообщил тут же ее язык. — От них, возможно, это знают Чарли Уизли и Дэмьен д’Эмлес. Люциусу я сказала, что мне нужно серьезно поговорить с Фредом Уизли и именно здесь, когда просила его уйти куда‑нибудь. Тварь! — визгливо закончила она. — Ты напоил меня Сывороткой Правды!!!

— И ты неплохо с ней справляешься, — пожал плечами Гарри. — Сохранила ясность ума. Молодец, так намного приятнее. Кто‑то может узнать о нашем разговоре сейчас? — продолжил допрос он.

— Портреты со стен, наверное, уже донесли Papá, — пытаясь прикусить предательский язык, ответила Гермиона.

— О, не волнуйся, — усмехнулся Гарри. — На доме Изолирующее заклятие такой силы, что я и сам не смогу снять его. Чары выветрятся только через несколько дней. Раньше ни выйти, ни войти не сможет даже сам Господь Бог, что уж говорить о живых картинках.

— Ты собрался гостить у меня всё это время? — с презрением вскинула брови Гермиона. — Не забывай, что и сам здесь находишься!

— Парадный вход пока чист, я уйду через него прежде, чем запечатать дом полностью, — «успокоил» ее маг и прибавил издевательски: — Не тревожься.

— Это ты убил Джорджа! — вдруг с ужасом поняла Гермиона. — А я подозревала в этом mon Pére! Какая же я идиотка…

— Да, — кивнул Гарри, подтверждая непонятно какое из ее утверждений. — Он бы меня разоблачил, — добавил маг. — И нужен был повод обусловить изменения характера.

— Вот значит, как ты теперь отзываешься о друзьях? — ядовито спросила Гермиона, сощурившись. — Они и их жизни — лишь поводы, чтобы что‑то обусловить?

— У меня нет друзей, — холодно произнес Гарри. — Я один. Вокруг остались лишь сплошные трусы и предатели. То ли слепые, то ли тупые! Эти крысы попрятались в свои норы и ждут, пока Волдеморт уничтожит мир! — запальчиво закончил он. — Я единственный, кто еще может его спасти.

— А ты спросил у мира, надо ли его спасать?! — вскипела от бессильной ярости Гермиона, рванув свои неподатливые путы. — Зачем mon Pére уничтожать его?! Да и ради кого ты вознамерился спасать этот чертов мир?! Если вокруг одни только трусы, крысы и предатели?! Это для них ты хочешь что‑то спасать, жертвуя собой и уничтожая жизни? Ты — сумасшедшее чудовище!

— Я не чудовище, — спокойно ответил Гарри, глядя ей в глаза, — я — Избранный. Тот, кому выпало, пусть и ценой своей судьбы, но всё‑таки победить самое страшное в мире зло.

— Во имя Мерлина, ведь ты умалишенный!

— Возможно, — холодно проронил Гарри.

— Подумай сам, — не сдавалась Гермиона, пытаясь заставить его внять гласу разума, — даже если у тебя достанет сил убить Темного Лорда, пускай, — что дальше? Останутся его последователи! Что ты собираешь с ними делать?

— Когда я закончу, здесь и следа волдемортовской заразы не останется.

— Хочешь вырезать всех? — ощерилась ведьма. — Уничтожить цвет магической крови, лишить общество почти всех чистокровных семей? Что останется после твоей благородной ревизии?! Ты, кажется, сказал, что кругом трусы и предатели все! Так, может, ты и вознамерился уничтожить всех, чтобы новый мир когда‑нибудь возник лучшим из пепла? Мир не феникс, Гарри! — с жаром и горечью крикнула она. — Да и тогда не проще ли сбросить на Соединенное Королевство маггловскую водородную бомбу? Именем Мерлина, послушай себя! Что станут, по–твоему, делать здесь все остальные, уцелевшие, после того, как ты закончишь своё благое дело?! Считаешь, что когда оставшиеся после твоей чистки облезлые шакалы развяжут битву за власть посреди кладбища прошлого — не будет хуже, в тысячу крат ужаснее?! Один сильный и полновластный тиран куда лучше безграничной анархии! Что хорошего смогут создать здесь стервятники, когда закончат дожирать трупы перебитой тобой аристократии?! Ради чего ты всё это затеял?! Ради будущих детей?! А что вырастет из этих детей в том мире, который ты собираешься сотворить, уничтожив основы магии, всё… Да ты же всё собираешься уничтожить!!! Только так ты можешь искоренить «зло Волдеморта» — но кому нужно такое спасение?!

— Гангрене нельзя давать распространяться, даже если она поразила жизненно важные органы, — с мрачной решимостью ответствовал Гарри, сложив руки на груди и глядя на нее немигающим взглядом выцветших зеленых глаз, — их всё равно отнимают прочь, а если это вызывает смерть — что ж, всё лучше, чем позволять живому существу гнить заживо в бесконечных страданиях! Даже одурманивая наркотиками — ибо и они рано или поздно перестанут помогать. Это не существование, а пытка, и прервать ее — благодеяние, а не расправа! Пораженные чумой города выжигали дотла, заливая остатки негашеной известью, чтобы не допустить распространения заразы!