Нэнси Фармер - Земля Серебряных Яблок

— Может, тебе удастся отыскать мою потерянную дочурку, — прошептала мать.

— Ну ладно, ладно, — согласился Бард. — Пожалуй, я даже согласен прогуляться в Лорнский лес. Много лет минуло с тех пор, как я в последний раз беседовал с пэками.

В глазах у него появилось мечтательное выражение.

Все в себя не могли прийти от изумления. Еще несколько часов назад их беды казались неодолимыми. А сейчас, в ярком солнечном свете, когда в небе снуют и щебечут ласточки, внезапно стало ясно, что делать. Джайлз был в восторге; и Джек вдруг осознал, что отец никогда и никуда не ездил, если не считать того единственного путешествия на Святой остров. Бард чему-то улыбался про себя — Джеку оставалось только гадать, о чем учитель думает; а сам Джек живо представлял себе, как идет через волшебный лес, а вокруг кишмя кишат маленькие человечки.

— Если мы все едем, надо бы вещи в дорогу собрать, — практично заметила Пега, развеяв грезу.

Джек вскинул глаза. А ее-то кто, спрашивается, звал?

— Мне придется остаться и приглядеть за фермой, — промолвила мать. — Я попрошу вдову кожевника и ее двух дочек помочь мне, пока вас нет. Они только порадуются возможности перебраться из своей жалкой хижины к нам.

— Лучше бы ты поехала с нами, — проговорил Джек.

Ему было жаль бросать мать на хозяйство.

— Я — ведунья, — напомнила мать. — Мое место — в поле, со скотиной, с пчелами, а не в монастыре. Кроме того, славно будет в кои-то веки потолковать всласть о своем, о женском. Вы только смотрите надолго не задерживайтесь!

— Значит, договорились, — подвел итог Бард. — Я прихвачу с собой запас травяных снадобий, чтобы расплачиваться за жилье. Джайлз может взять свечи, а вот Айден — свои драгоценные чернила. Айден, ты ведь поедешь с нами?

— В паломничество? В монастырь Святого Филиана? — воскликнул монашек. — Да я такой возможности ни за что не упущу!

Джек взвалил на плечи ловушку для угрей, Пега запаслась мешком, и дети побрели к реке. Они устроились на травянистом берегу, где дно было глубоким, а течение — быстрым. Джек наживил ловушку моллюсками и установил ее в темной протоке — именно в таких местах обычно прячутся угри. И друзья уселись в тени зарослей ольхи — теперь им оставалось только ждать.

— Мне правда стыдно, что я тебя ударил, — проговорил Джек, виновато глядя на рассеченную губу девочки.

— Ты на время обезумел, — объяснила Пега. — Один из моих хозяев, бывало, сходил с ума раз в месяц при полной луне.

— Ну, со мной все не настолько плохо, — уязвленно возразил Джек.

— Да ладно, все в порядке. Можешь колотить меня сколько влезет. Ты вернул мне свободу, так что вполне имеешь право побить меня.

— Не нужно мне такое право! Ты странная, право слово, — промолвил Джек.

— И вполовину не такая странная, как эта твоя сестрица. Просто ей все сходит с рук, потому что она красивая.

Джек изумленно вскинул глаза на Пегу: в голосе девочки прозвучала спокойная обреченность. Блики солнечного света испещрили ее лицо узорами света и тени, сглаживая впечатление от родимого пятна. А с другой стороны покрыли ее крапинами с ног до головы. Девочка сидела на корточках — что дела нисколько не улучшало. Того и гляди квакнет — и языком поймает муху.

— А тебе неприятно… что она красивая? — промолвил он.

— Ты хочешь спросить, завидую ли я? Когда-то, наверное, завидовала. Когда-то, когда я была помладше, я, бывало, все умывалась росой в день первого мая. Люди говорят, от этого хорошеешь, да только на меня средство не подействовало.

Речушка с шумом неслась по камням, на дне мелькнула темная тень — и свернула в протоку.

— Я, конечно, уродина, но это вовсе не значит, что я ненавижу все красивое. А в ловушку угорь заплыл, — проговорила Пега.

Джек с Пегой проворно подняли ловушку со дна, пока угорь не нашел выхода, — щедро окатив водой одежду и ноги. Угорь оказался здоровущий, трех футов в длину; он вырывался и бился что есть мочи. Пега оттяпала ему голову ножом для рыбы и запихнула еще извивающуюся тушку в мешок.

— Ловко ты его, — промолвил Джек.

Смерть угря на миг всколыхнула воздух.

— Я однажды целых шесть штук за раз поймала, — похвасталась Пега.

Дети вновь закинули ловушку в воду. Добыв четырех угрей, Пега принялась их чистить: подцепляла шкурку вокруг среза и резким, сильным рывком сдергивала ее вниз — как перчатку. А потом вспарывала угрю брюхо и хорошенько выполаскивала его в реке.

Вернувшись домой, Пега подвесила угрей хвостами вниз в бочке над тлеющими углями.

— Я этому научилась от одного из своих хозяев в Эдвинзтауне, — пояснила девочка.

Трое суток угри висели себе над огнем, сочась рыбьим жиром, так что все вокруг пропитывалось этим запахом. А на четвертое утро начинали аппетитно благоухать и долго сохранялись свежими.

Всякий раз, как Пега беззаботно рассуждала «об одном из своих хозяев», Джек чувствовал себя крайне неуютно. Девочку, похоже, перепродавали из одних рук в другие вдоль всего побережья бессчетное число раз, точно безобразного пса. Эдвинзтаун, он ведь так далеко на севере, что там даже по-саксонски-то не говорят.

Когда маленький отряд выступил наконец в путь, погода стояла — лучше и желать нечего. В полях и в ветвях — повсюду распевали птицы. Брат Айден сообщал всем встречным, что они едут в паломничество; люди улыбались и желали им удачи. Паломничества ценились высоко — чем более долгие, тем выше. Можно было съездить в Кентербери, или в Рим, или даже в Иерусалим, изведав при этом увлекательные приключения. Паломника все уважали, а если по дороге и примешь мученическую смерть, так ведь отправишься прямиком в рай.

Джайлз Хромоног брел вперевалку вперед: такого воодушевления в нем давно не замечалось.

— Вот она, жизнь! — восклицал он. — Надо было мне стать странствующим монахом!

Люси восседала верхом на Ромашке, нагруженной товарами на продажу; на ней же ехала и походная арфа Барда. Бард и Джек с посохами шагали по обе стороны от ослицы. В глазах прохожих то были самые обычные палки, но с помощью своего посоха Бард, например, мог вызвать ветер, способный сбить врага с ног или усыпить медведя. Он пообещал научить Джека этому искусству, как только они доберутся до Лорнского леса. Замыкали шествие брат Айден с Пегой.

Поднявшись на вершину холма, откуда можно было в последний раз увидеть деревню, все обернулись. Глазам открылась мирная, отрадная картина. Над десятком хижин поднимались струйки дыма, а над угольной ямой, в которой кузнец пережигал древесину, дым стоял столбом.