Нэнси Фармер - Земля Серебряных Яблок

— Налагаю заклинание защиты на эту деревню, — промолвил Бард.

И пропел заговор на неведомом Джеку языке. Брат Айден благословил деревню на латыни.

Джек, сощурившись, высматривал свой дом в противоположном конце долины. Вот же он — слегка мерцает в теплом мареве, разлитом над полями. И над крышей тоже дымок курится. Мама овсяные лепешки печет. Свобода увлекательного паломничества — это не для нее. Надо кормить кур и гусей, полоть сорняки, поливать грядки. Кто-то должен приглядывать за мальчишками, что приходят помогать по хозяйству. Жаль оставлять маму одну-одинешеньку, но то-то она порадуется, если Джек вернется с пропавшей сестренкой.

— Не хотелось бы оставлять деревню без присмотра надолго, — проговорил Бард и, затенив глаза рукой, посмотрел в сторону моря. — Говорят, драккары опять появились.

— Грязные пираты, — буркнул отец.

— Да застелет им глаза темная пелена. Да изорвут шторма в клочья их паруса. Да сядут они на мель посреди бескрайнего моря, и да не останется у них иной еды, кроме ветра, — воззвал брат Айден. Прозвучало это подозрительно похоже на Бардовы проклятия, а вовсе не на обычные распевные молитвы монаха.

Джек молчал. Он знал, что где-то там — Торгиль; небось жжет и грабит в свое удовольствие. Он уже пытался снова отыскать девочку при помощи прозрения, но видение ускользало.

— А это правда, что берсерки умеют превращаться в волков? — спросила Пега.

Джек тут же вспомнил, как Олав Однобровый, тяжело и часто дыша, стоял на обрыве над усадьбой Гицура Пальцедробителя.

— Да, — кивнул мальчик.

— Пора в путь, — позвал Бард.

Он повел маленький отряд вниз по противоположному склону холма, и очень скоро все следы человеческого жилья исчезли. Джек разом воодушевился. Он давно уже облазил все окрестности деревни, а здешние места ему были внове — и мальчуган тому радовался. Никаких тебе полей, никаких домов и зловредных овец. Куда ни глянь — вереск и утесник, да в долинах темнеет густой лес. Изрытую колеями дорогу тут и там пересекали ручьи. А кое-где она и вовсе исчезала. Предполагалось, что король поддерживает ее в хорошем состоянии, но до деревушки Джека никому дела не было, и никто не позаботился упрочить ее связь с окружающим миром.

«Подумать только! А ведь я, пожалуй, своими глазами увижу самого настоящего короля!» — возликовал Джек.

Беббанбург славился громадной древней великолепной крепостью Дин-Гуарди — равной ей во всей стране не было. Там обосновался королевский двор. Рыцари разъезжали туда-сюда на конях ничуть не хуже лошади Джона Флетчера, а порою устраивали турниры, дабы позабавить местных жителей.

«Вообще-то живого короля я уже видел, — вспомнил Джек. — Ну хорошо, пусть конунга, Ивара Бескостного. И жалким же он оказался человечишкой. Уж верно, саксонский владыка поблагороднее будет».

Двигался отряд медленно. Джайлзу Хромоногу, невзирая на весь его энтузиазм, то и дело требовался отдых, да и Бард быстро уставал. Люси требовала постоянного внимания. Она раздражалась на свою практичную дорожную одежду: достаточно свободную и притом неопределенно-бурого цвета, чтобы грязь не была так заметна.

— Тебе же нужно прятаться от врага, — объяснил отец.

Это послужило началом для длинной, запутанной истории с участием великана по имени Громила, который спал и видел, как бы обратить в рабство какую-нибудь принцессу, чтобы та стирала его одежду. Всякий раз, останавливаясь, отец указывал на какой-нибудь здоровенный валун, якобы брошенный Громилой, или на бревно, которое тот использовал как зубочистку.

Против медлительности Джек ничуть не возражал. Чем дольше продлится путешествие, тем больше впитает он новых видов и запахов. Вот путники миновали воронье гнездовье: птицы слетались на ночлег со всех сторон, по одной, по две, по три, пока не облепили гигантский дуб так густо, что листвы не стало видно. В воздухе стоял оглушительный шум: карканье, трели, грай и клекот. Бард внимательно вслушивался, хотя что ему удалось узнать, так и не рассказал.

Паломники расположились на привал под ясенем и подкрепились луком, копченым угрем и дорожными хлебцами. Хлебцы готовились необычно: Пега замесила тесто из пшеничной муки грубого помола, масла и соли. Раскатала его на ровном камне и отбила деревянным молоточком. Била и сворачивала, сворачивала и била до тех пор, пока тесто не запузырилось и не приобрело этакий шелковистый блеск. Хлебцы выпекались на сковороде с ручкой; Пега уверяла, что они не зачерствеют и не заплесневеют в течение многих недель.

Сейчас, под деревом, у весело потрескивающего костра, под мигающими звездами, дорожные хлебцы казались вкуснее йольских пирогов. Даже Люси осталась довольна. Пили сидр, а потом брат Айден достал мех с домашним элем. Джеку с Пегой тоже дали попробовать.

— Такого вы нигде больше не найдете, — заверил Бард. — Сварен по секретному рецепту. Ты, девочка, ни за что не догадаешься, что в него входит.

— А вот и догадаюсь, — улыбнулась Пега. Пригубила — и брови ее удивленно поползли вверх.

Для того чтобы описать вкус, у Джека просто не нашлось слов. Это же как ветер с вересковых пустошей, как лунный блик на поверхности озера, как развернувшийся по весне лист.

— Потрясающе, — охнул он.

Брат Айден приосанился.

— Одного из моих предков захватил в плен шотландский король. Пообещал ему жизнь, принцессу в жены и мешок золота, если тот расскажет рецепт. Мой предок предпочел умереть.

— Вот это я называю повар! — одобрительно отозвалась Пега.

— Песня из груди рвется, — возвестил отец и нежданно-негаданно запел гимн:

Джек был потрясен. Отец никогда не пел! За всю свою жизнь мальчуган не мог припомнить ничего подобного, и однако ж у Джайлза обнаружился звучный, выразительный голос — голос настоящего барда!

— Этот гимн в стародавние времена написал брат Кэдмон. Ты превосходно его спел, — похвалил брат Айден.

Отец покраснел как ребенок.

— Это я на Святом острове выучил. Лучшее место на свете!

— Верно, лучшее, — кивнул монашек. — Спой еще что-нибудь.

И отец спел о Сотворении мира, и о том, как Адам давал имена животным, и о Ноевом ковчеге. Оказывается, он помнил наизусть десятки гимнов. Просто удивительно, как это они все сохранились в памяти Джайлза столь долго в ожидании этой ночи.