Джон Норман - Убийца Гора

– Умри! – закричала она и, выставив перед собой шокер, бросилась ко мне.

Я выронил куклу и, сделав шаг в сторону, поймал женщину за запястье. Шокер выпал из её завернутой за спину руки и покатился по полу. Затем я оттолкнул от себя Суру, подобрал шокер, выключил его и повесил себе на пояс.

Сура стояла, прижавшись спиной к стене, закрыв глаза и отвернув голову.

– На, возьми, – протянул я ей куклу.

Она прижала куклу к груди.

– Извини, – сказал я.

Она стояла с куклой в руке, не сводя с меня встревоженных глаз. Я отошел от неё и, сняв с пояса шокер, повесил его на прежнее место, откуда она снова могла взять его, если, конечно, захочет.

– Извини, я просто искал ка-ла-на.

На её лице отразилось полное замешательство.

– Вино в последнем сундуке, – шепотом ответила она.

Я подошел к сундуку, откинул крышку и обнаружил бутыль ка-ла-на и несколько небольших бокалов.

– Ты пользуешься большим расположением в этом доме, рабыня, если тебе позволяют иметь в комнате вино, – заметил я.

– Позвольте, я вам налью, – прошептала она.

– Это уже без всяких штучек Кейджералии? – поинтересовался я.

– Да, господин, – ответила она.

– Тогда, если Сура позволит, я сам налью ей вина.

Она безучастно посмотрела на меня и, продолжая прижимать куклу к груди, протянула руку за бокалом. Рука её дрожала, проливая на пол капли ка-ла-на, и мне пришлось поддержать её ладонь, помогая ей поднести вино к губам.

Она пила, судорожно глотая, так же, как та темноволосая девчонка – предводительница рабынь с Горшечной улицы. Затем и я поднял бокал, позволяя ей осушить свой первой.

– С Кейджералией.

– С Кейджералией, господин, – прошептала она.

– Куурус, – сказал я.

– С Кейджералией, Куурус, – также шепотом ответила она.

Я отошел в центр комнаты и уселся, скрестив перед собой ноги. Бутыль я, конечно, взял с собой.

Она поставила рядом со мной свой бокал и подошла к сундуку, в котором хранилась её кукла.

– Зачем тебе эта игрушка? – спросил я.

Она молчала, аккуратно укладывая куклу на прежнее место среди лоскутов и украшений, на самое дно сундука, в правый угол.

– Можешь не отвечать, если не хочешь, – сказал я.

Она вернулась ко мне и опустилась напротив меня на колени. Я снова поднес ей вина и выпил сам.

– Эту куклу подарила мне моя мать, – сказала она.

– Я и не знал, что у рабынь красного шелка могут быть матери, – заметил я и тут же пожалел о своей нелепой шутке, увидев, что она не улыбается.

– Ее продали другим хозяевам, когда мне было пять лет, и это все, что у меня от неё осталось.

– Извини, – сказал я.

Она опустила глаза.

– Отца своего я не знала, – продолжала она, – но думаю, он был красивым рабом. Мать тоже мало что знала о нем, поскольку во время моего зачатия они оба были в масках.

– Понятно.

Она снова поднесла бокал к губам.

– Хо-Ту любит тебя, – сказал я.

Она отвела глаза.

– Я знаю.

– И часто на Кейджералию тебя вот так приносят в жертву?

– Когда у Кернуса появляется для этого соответствующее настроение, – ответила она и спросила: – Можно, я оденусь?

– Да, – кивнул я.

Сура подошла к одному из сундуков и, достав длинный отрез красного шелка, обмотала его вокруг себя, закрепив на талии шнурком.

– Спасибо, – сказала она.

Я снова наполнил её кубок.

– Однажды, много лет назад, на праздновании Кейджералии меня заставили отдаться рабу и я забеременела, – продолжала она.

– Ты знаешь, кто это был?

– Нет. Я была в маске, – она невольно содрогнулась. – Его привели откуда-то с улицы. Я до сих пор его помню. Он был такой потный, пухлый, с липкими, грязными руками. Он все время пыхтел и так противно похихикивал. Зато мужчины за столом веселились вовсю. Наверное, действительно забавное было зрелище.

– И что с ребенком?

– Я родила его. Но ребенка сразу забрали, так что я его никогда не видела. Скорее всего, получился такой же урод, как и его зачинатель.

– Вряд ли, – сказал я.

Она грустно рассмеялась.

– Хо-Ту часто к тебе приходит?

– Да, я играю ему на калике. Он очень любит слушать эту музыку.

– Ты настоящая рабыня красного шелка.

– Много лет назад, – задумчиво продолжала Сура, Хо-Ту был изувечен – его заставили выпить кислоту.

– Я об этом не знал.

– Некогда он был рабом, но завоевал себе свободу поединками на кривых ножах. Он был очень предан отцу Кернуса, а когда Кернуса-старшего отравили и фамильный медальон дома перешел к Кернусу-младшему, Хо-Ту позволил себе выразить недовольство, и его заставили выпить кислоту. Но он так и остался в этом доме.

– А зачем бы ему было здесь оставаться?

– Возможно, потому, что одна из рабынь этого дома Сура, – ответила она.

– Понятно.

Она засмеялась и покраснела. Я оглядел комнату.

– Знаешь, у меня нет никакого желания возвращаться к себе, – признался я. – К тому же все в доме, очевидно, ожидают, что я задержусь здесь подольше.

– Давайте я буду служить вам как рабыня для удовольствий, – предложила она.

– Ты любишь Хо-Ту? – спросил я.

Она ответила мне долгим задумчивым взглядом и медленно кивнула.

– Тогда давай займемся чем-нибудь другим, – сказал я.

– Хотя для других развлечений твоя комната, очевидно, мало что может предложить, – заметил я.

– Да, кроме самой Суры – ничего, – смеясь, призналась она.

Мой взгляд, в который раз скользнувший вдоль пустых стен, остановился на калике.

– Вы хотите, чтобы я для вас поиграла? – спросила она.

– А чего бы ты сама хотела? – поинтересовался я.

Она, казалось, была ошеломлена.

– Я? – недоуменно переспросила она.

– Да, Сура, именно ты.

– Это Куурус спрашивает серьезно?

– Да, – подтвердил я, – Куурус совершенно серьезен.

– Я знаю, чего бы мне хотелось, – после минутного замешательства ответила она, – но это так глупо.

– Ну в конце концов ведь сегодня Кейджералия.

– Нет, – покачала она головой, – это слишком нахально с моей стороны.

– Что именно? – допытывался я. – Если ты хочешь, чтобы я постоял на голове, сразу предупреждаю – в этом я не мастер.

– Нет, – ответила она, робко поднимая на меня глаза. – Не могли бы вы обучить меня игре?

Подобная просьба меня очень удивила. Она тут же стыдливо потупила взгляд.

– Да, конечно, – пробормотала она. – Я знаю. Я женщина. Рабыня! Извините.

– У тебя есть доска и фигуры? – спросил я.

Ее лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Вы меня научите играть? – недоверчиво спросила она.

– Доска и фигуры у тебя есть? – повторил я.

– Нет, – сокрушенно покачала она головой.

– А бумага? У тебя есть карандаши или чернила?

– У меня есть шелк. Есть румяна и банки с другой косметикой!

Мы расстелили на полу большой кусок желтой шелковой материи, и я довольно добросовестно расчертил его на квадраты, закрасив нужные красными румянами.