Рисс Хесс - Planescape: Torment: Пытка Вечностью

— Ты затмеваешь сущность добра злом воплощенным. По мне, это и есть предательство.

— У предательства много определений. Нужно прожить долгую жизнь, чтобы осознать их все. Даже твоя жизнь, не будь она затронута забвением, длилась не столько столетий, чтобы прочувствовать их. Подобное предательство — не предательство вовсе.

— Что на самом деле случилось с твоими крыльями, Триас?

— Огни Баатора воистину горячи, но они — лишь жалкие свечи в сравнении с яростью отца. — Он провел рукой по обугленным остовам своих крыльев. — Нет большей боли, чем быть изгнанным с Горы Целестии.

— Так ты — павший? Почему я вообще должен верить твоим словам?

— Не говори мне о предательствах и падениях, смертный. Я готов принести в жертву даже себя ради торжества Добра.

— Благородно, Триас, но что дает тебе такое право?

— Я здесь. Я вижу зло. Я готов положить конец ему. Моя воля дает мне такое право.

— Воля не может давать право, Триас. Отступи, и нам не придется сражаться.

— Ты действительно настолько глуп, что готов противопоставить свое псевдо - бессмертие истинному? Отступи, человек, или я отвечу на твой вызов.

— Начнем, Триас.

— Давненько я ни с кем не скрещивал меч. Мы будем драться один на один, ты и я.

Это было тяжелое сражение. Не потому, что Триас был могуч; вообще-то, он оказался слаб, труды наши по единению жителей Курста сыграли свою роль. Но я не мог уничтожить его, ибо лишь он обладал необходимыми мне знаниями. Наконец, Триас признал свое поражение.

— Я сдаюсь тебе, смертный. Мое заключение ослабило меня... в моем нынешнем состоянии я гораздо слабее тебя.

— Мне все еще нужны твои знания, Триас. Расскажи, как достичь Крепости Сожалений.

Триас выплюнул кровавый сгусток прежде, чем ответить.

— Перед тем, как я скажу это, ты должен кое- что пообещать мне. Ты должен поклясться сохранить мне жизнь. — Мысль о том, что я оставляю Триаса в живых, дабы он и дальше мог предавать, была мне неприятна, но мне нужны были его знания. К тому же оставался маленький шанс на то, что он сумеет искупить свои грехи. Да и Равел уже мертва. Я не мог позволить себе терять столь ценные источники информаций на случай, если смерть вновь придет за мной.

— Я клянусь оставить тебя в живых если ты дашь мне необходимые сведения.

— Портал к месту, в которое ты стремишься попасть, пребывает над Шпилем, в Сигиле, Городе Дверей. В этом городе есть здание, куда доставляют мертвых смертных...

— Ты говоришь о Мавзолее?

— Именно там ты и пробудился, так? В последнее время на Планах слишком много иронии. Ты был так близко...

— Каков ключ?

— Крепость Сожалений создана из слез. Чтобы войти в нее, ты должен что-то отдать ей. Когда будешь проходить мимо портала, впусти сожаления в сердце свое, и почувствуешь его присутствие подобно хладным объятиям смерти. Холод омоет тебя, и ты должен будет оторвать кусок собственной кожи и написать на нем о своем сожалении кровью из указательного пальца левой руки. Портал откроется и ты сможешь узнать тайну Крепости Сожалений... и, возможно, встретиться с ее хранителем.

— Откуда тебе все это известно?

— Многих союзников искал я на Планах. Поиски привели меня к Крепости, где я говорил с ее владыкой и лордом сокрытых тенями залов. Вне всякого сомнения, сейчас ты пожелаешь вернуться в Сигил. Кровь на руках твоих послужит ключом к порталу; просто пройди в дверь, через которую вошел сюда, и ты вернешься в Сигил.

— Что ты можешь рассказать мне о Крепости?

— Залы ее темны и кажутся пустынными — но, как и ты сам, она притягивает мятущиеся души подобно магниту. Как и ты, она пуста и в то же время заполнена тенями, отброшенными временем. Как и ты, она — символ страданий. Рассказать тебе об этих душах, странник? — Дождавшись моего кивка, он продолжал с улыбкой на окровавленных губах.

— Это души тех, кто умерли вместо тебя. Они стали тенями, чтобы ты мог продолжать жить. Они — твои тени... тени, которые ты отбрасываешь на сущее, они отыщут тебя, и заставят жестоко страдать за все свои мучения. От них ты сполна получишь свое... ты, и те, кто столь глупы, чтобы следовать за тобой. — Я уже узнал обо всем этом от Колонны Черепов, как и мои спутники, ему и надеяться не следует вбить клин в наши с ними отношения.

— Не сомневаюсь. А что ты скажешь о хранителе?

— Он могуч. Ты не сможешь одолеть его и не сможешь вырвать свою смертность из его ледяной хватки. Она потеряна для тебя. Ты встал на путь, предназначенный лишь для глупцов.

— Может, я и глуп, но я узнаю больше об этом хранителе.

— Смертность человека — это компас, указывающий ему путь в жизни. Если ее можно получить как предмет, многое можно узнать о природе того человека, которому она ранее принадлежала. Твой противник знает о тебе гораздо больше, чем ты сам. Он наблюдал за тобой и изучал тебя на протяжении многих твоих полу- жизней. Я знаю его помыслы. Он не отдаст то, что ты хочет найти.

— Что ты будешь делать, когда я уйду, Триас?

— Я вновь попытаюсь собрать войско и осадить врата Рая. Они не примут меня назад, а иного смысла не имеет мое присное существование.

— Триас, позабыл ли ты лицо своего отца?

— О чем ты говоришь?

— Верхние Планы — средоточие справедливости, красоты и добра. Также — средоточие прощения. Возвращайся домой. Признай свои ошибки и моли о прощении.

Он открыл рот чтобы зло возразить... и помедлил, размышляя. Затем склонил голову.

— Ты убеждающее говоришь, смертный, и мудрость твоих слов согревает мне сердце. Я буду добиваться прощения моих отцов и приму любое наказание, которое они изберут. Коль суждено нам встретится вновь, буду надеяться, что искуплю к тому времени грехи свои.

Сейчас Триас говорил действительно искренне. Не знаю, сдержит ли он свое слово или решит вновь предать его, как делал уже неоднократно. У меня оставалось дело, не терпящее отлагательств; через портал мы вернулись в Сигил.

Мы снова были в Сигиле. У меня оставалось несколько дел, требующих завершения, прежде чем я смогу направиться к Крепости Сожалений.

В частности, я припомнил, что здесь, в Сигиле, у Равел были — ответвления, с которыми я встречался ранее. Возможно ли, что она все еще жива? Я поспешил к жилищу Старухи Меббет на площади Сборщиков Тряпья, которая, как я знал, была частичкой Равел.

Когда я вошел, Меббет подняла на меня глаза... Лицо ее было пепельно-серым, и выглядела она, прямо скажем, неважно. На моих глазах лицо женщины избороздили морщины, подобно трещинам, а серые глаза часто моргали, будто не могли разглядеть меня.

— Меббет, как ты?

—У меня есть... еще немножко... — Она слабо улыбнулась; голос глухой, будто звучит из- под векового слоя пыли, и болльше похож на эхо.