Ольга Романовская - Лепестки и зеркало

Так или иначе, 'Сладкую кошечку' Матео Хаатер посещал, пусть и однажды.

Брагоньер готовился выписать ордер на арест, медля лишь из-за госпожи Меды.

Приятелям Хаатера уже выписали повестки в Следственное правление, отчёты провинциальных дознавателей подтверждали теорию насчёт Весба... Но жизнь всегда умела вносить коррективы.

Глава 11. Шах и мат.

Брагоньер медленно оглядел подчинённых - те по очереди опустили глаза. Каменное выражение лица соэра дополнял красноречивый взгляд учёного или палача, собравшегося препарировать жертву. И без того блёклые глаза, казалось, вовсе вылиняли, превратившись в зеленоватое стекло. Укрыться от них не получалось: взгляд прожигал насквозь.

- Ну, и? - Холод голоса лишь сгустил атмосферу. - Я жду, господа. Объясняйтесь.

Соэр наконец сел, но дозволения сесть другим не давал.

На несколько минут в кабинете воцарилась тишина. Потом её решился нарушить господин Ульман. Заместитель Брагоньера положил на стол папку.

- Что это? - равнодушно поинтересовался соэр. - Докладная? Заявление об увольнении?

- Нет, господин соэр, - растерявшись, промямлил Ульман. - Тут доказательства против Матео Цинглина Хаатера. Удалось восстановить письмо, которое намеревался отправить господин Моус. По оттиску... И мы нашли некроманта...

- Поздравляю, - сухо оборвал его Брагоньер. - Только, господин Ульман, доказательств у меня - два тома, а вот подозреваемый по чьей-то милости скрылся. Так что я очень, подчёркиваю, очень советовал бы кое-кому либо подать рапорт об увольнении, либо исправить ошибку.

- Вы имеете в виду меня?

- Я имею в виду всех вас, - неожиданно резко ответил соэр и порывисто встал, обернувшись к судебным магам. - Господа, как мне назвать людей, которые не способны задержать и выследить одного единственного человека?

'Но' чародеев захлебнулось в гневе Брагоньера. Он стукнул кулаком по столу и эмоционально, помянув дальних родственников собравшихся, потребовал арестовать обвиняемого.

- Человек, допустивший преступную халатность, ответит по всей строгости. Надеюсь, вы хоть на что-то способны. Чтобы к вечеру были данные. Иначе, господа, я вам очень не завидую.

Господин Шорш нервно глотнул. Интуиция подсказывала, что жертвой окажется именно он. Характер у Главного следователя - демонам под стать, так что о качестве наказания можно не беспокоиться. Да и работа инквизитора накладывала отпечаток. Была бы супруга, дети - возможно, Брагоньер и смягчился, но единственная страсть к работе превратила его в беспощадное к дисциплине, субординации и раскрытию преступлений существо.

Когда соэр узнал о побеге Хаатера, подчинённые уже успели испытать всю прелесть богатого образного языка начальника. Тот редко, но запоминаемо выходил из себя. Совещание в кабинете было лишь продолжением.

- Господин Шорш, господин Крауст, господин Ульман, к вам это относится в первую очередь, - уже спокойно, холодно закончил соэр. - Новые доказательства я просмотрю. Работаем, господа. Срок - один день.

Понурые подчинённые группкой покинули кабинет.

Оставшись один, Брагоньер потёр виски. Всё рушилось, всё удовлетворение от завершения дела улетучилось. Завтра предстояло отчитываться перед вышестоящими - и что он им скажет? Что упустил преступника? Карьера запятнана - и всё из-за чужого разгильдяйства!

Соэр заставил себя на время забыть о неприятностях, пробежал глазами бумаги Ульмана и занялся другими делами. Отчёты всегда успокаивали своей монотонностью.

Затем Брагоньер сочинил речь для градоправителя. Аргументированную, изобиловавшую фактами, подчёркивавшими эффективность работы Следственного управления.

Матео Хаатер исчез без следа. Ещё вчера исправно сидел в канцелярии Третьего префекта, распределял поток посетителей, решал их вопросы, готовил бумаги, составлял планы на второе полугодие - а сегодня его будто и не было. Слуги в последний раз видели его вечером, за ужином. Вот только Хаатер дома не ночевал: спешно собрал вещи и уехал.

Стража уже дала показания: нет, не видели. Значит, преступник опять сменил облик, поднаторев в этом во время совершения преступлений.

Одиноких всадников солдаты не заметили, божились, что за взятку никого из города после закрытия ворот не выпускали. Но магией Хаатер не владел, через стены ходить не умел - значит, покинул город привычным способом. Либо верхом, либо в дорожной повозке.

Оказалось, что верхом и по документам Цинглина Войсха, засветившимися в деле ростовщика и актёра. Якобы сопровождал экипаж с пассажирами.

Судебные маги вовсю искали его, но пока безрезультатно. Ничего не дал и опрос населения ближайших деревушек. Дорожную повозку, с которой Хаатер покинул Сатию, нашли, но пассажиры подтвердили, что всадник отделился от них через пару миль от города. Будто бы повернул к Сатии.

- Очевидно, в университете выпускают недоучек, - спустившись в лабораторию, хмурый Брагоньер наблюдал за тем, как чертится на полу круг. - Господа, у вас есть точное имя, весь набор поисковых заклинаний... Мне обратиться к гоэтам?

Господин Братс, готовивший чуть в стороне всё для октограммы Мерхуса, оскорблено вскинулся, но помолчал. Начальник не в духе, а когда он не в духе, с ним лучше не спорить.

Через полчаса соэра порадовали: место нахождения Матео Хаатера установили с погрешностью в пять миль во все стороны света.

После разрыва с Себастьяном Датеи у Эллины появилось много свободного времени. Большую часть она проводила, ухаживая за подругой.

На туалетном столике Анабель выросла целая батарея всевозможных склянок и баночек. Поначалу недобро косившийся на них врач признал действенность снадобий гоэты и разрешил применять их в лечении. Затем, правда, появился маг и категорично заявил, что самоучки командовать в спальне госпожи Меда не будут.

Эллина снесла оскорбление, забрала лекарства, но тайком продолжала отпаивать Анабель всевозможными настоями.

Госпожа Меда пришла в себя и опознала Матео Хаатера. Коротко кивнула, сказала: 'Да', когда ей назвали имя нападавшего. Этого следователю показалось достаточно, и он временно оставил Анабель в покое.

Эллина кормила подругу с ложечки и пересказывала последние новости. О себе предпочитала молчать: негоже расстраивать больную. Но госпожа Меда что-то чувствовала: больно резко погрустнела, осунулась гоэта. Анабель с трудом могла говорить, так что вынужденно отложила расспросы на более поздний срок.

Господин Датеи порывался поговорить, сетовал, что дело не прекращено, и за него взялись основательнее, нежели прежде, но гоэта не желала слушать. Она выставила неверного любовника вон, заявив, что у неё ещё остались частицы девичьей гордости. После час порыдала в подушку и отправилась в 'Белую мышку'. Лёгкая выпивка, старые знакомые и небольшой заказ - самое то, чтобы отвлечься от унылой реальности.