Юлия Горская - Дети Арахна

- О Немферис?

- Э, нет! О первой своей, законной жене, – барон грустно улыбнулся. – И этого греховодника не миновало возмездие. К сожалению, запоздавшее.

- Если человек жив – у него всегда есть шанс встать на путь добра, – заметил на это послушник.

- О чем это вы шепчитесь?! – рассердился Ормонд, делая движение рукой к мечу. Теперь глаза его горели гневом.

Гродвиг сокрушенно покачал головой.

- Он болен, Ларенар, не затевай с ним ссор, – и, отстранив послушника, поклонился принцу. – Прошу простить, ваше высочество, мы лишь поделились тяготами, что терзают наши души.

- Мою - ничего не терзает, - упавшим голосом отозвался он. – Мне нужно отдохнуть.

Принц вновь забрался в карету, захлопнул дверцы и старательно задернул полог.

- Последуем его примеру, - предложил Ва-Йерк. – А завтра на рассвете решим, что делать дальше. – Скорбный взгляд его остановился на тушах мертвых животных, лежавших в стороне. Ночь была достаточно светлой, а слух тмехта - достаточно острый, чтобы перед ним открылась неприятная истина.

- Это - худшее, что могло с нами произойти, – сказал он, чуть пригубив из баклаги драгоценной жидкости. – Животные погибли.

- Жажда убила их, - сказал Гродвиг. – Я распряг их бедных и оттащил подальше. Только одного не могу понять – куда подевались люди?

- Сбежали, вероятно, - решил Ва-Йерк. – Всё, спать, спать, спать.

У костра остался господин Вэлон, которому ранее удалось немного вздремнуть. Он долго сидел, всматриваясь в россыпи звезд, и в душе его теплилась огоньками робкая надежда. Теперь всё будет хорошо.

Перед рассветом, когда ночь бывает наиболее темной, глубокий сон сковал Гродвига. Тяжелая голова склонилась на скрещенные руки, что крепко стискивали меч. И барону не суждено было видеть, как из туманного ущелья вырвался искрящийся смерч, чей ослепляющий огонь затмевал ночное светило. Вращаясь и принимая невероятные формы, черный вихрь приблизился к лагерю с людьми, замер ненадолго, словно прислушиваясь, и устремился к Немферис. Над ней нависло темное нечто, излившееся из груди, и с этой тенью слился искрящийся смерч. К небу взмыл гигантский серый столб клокочущей субстанции, и с гулом обрушился на неподвижное тело. Неведомая сила приподняла арахниду и опустила. Содрогнулась земля. Издалека донесся слабый вой, сопровождаемый многоголосым стенаньем. Все стихло…

Гродвиг поднял голову и осмотрелся, потрясенный. Сверкающая пыльца покрывала песок, чахлые кусты и жухлые пучки пустынной травы. Небо подернулось пульсирующей багряной пеленой. Над Мертвым городом полыхала гроза.

То была страшная ночь – ночь смерти великой Хефнет. В час ее кончины ледяной дождь обрушился на древнее захоронения арахнидов. Гробницы улхурских жрецов отворились сами собой, и те, кто находился там, поднялись, движимые ужасной энергией, излившейся из подземелий. Вопль восставших мертвецов разнесся по земле кифрийской, до самых пределов маакорских, где лики мхарских богинь покрыла тень скорби.

Неприкаянные души тех, кого принесла в жертву Арахну верная дочь, покинули хладную бездну. Они освободились и блуждающими огоньками устремились к местам, с какими связывали их узы памяти.

Но вслед за светлыми искорками из остывшего кратера Иктуса вылетели темные сущности – души демонов, что служили Хефнет при жизни. И беды грозили тому из смертных, кого настигли этой ночью обитатели жуткой бездны.

Страшная эта была ночь – первая ночь появления на земле дочери Хефнет, принявшей силу верховной жрицы Нижнего храма Темного божества.

Кошмарные видения мучили Ларенара, пробудившегося после исчезновения смерча. Он видел больного отца, который умолял помочь дочери Хефнет. Впервые плакал Магнус, говоря, что потерял дорогого человека и всё просил, просил не оставлять одну несчастную и слабую девочку.

Осторожно прокравшись к Немферис, послушник застал ее в тяжелом состоянии, близком к предсмертному. Вопреки обещаниям тмехта, ей не становилось легче. Надземный мир убивал арахниду. И она не могла противостоять его силе. Тихо, но неотвратимо угасал жизненный источник, питавшийся от мрака улхурских шахт.

В оцепенении Ларенар долго смотрел на царевну, пока не услышал над собой смутно знакомый слабый хрустальный звон, а с ним пришло и забытое желание молиться.

- Отец мой, - заговорил он. – Дух светлый, создавший небесную обитель для себя, и землю для детей своих, что однажды придут в твою обитель, – взглянув на неподвижную Немферис, он накрыл ее ладони руками, и заговорил смиренным голосом карутского служителя. - Ты учишь нас, Аспилус, быть покорными, и не просить для себя, потому что Ты сам знаешь, что нужно твоим детям и даешь им это. Прошу Тебя не для себя - я благодарен за все, что Ты, в неизмеримой мудрости, позволил узнать мне, и не хочу ничего более. Впервые прошу Тебя, Отец Светлейший, услышь меня и одари милостью своей. Ты – бог, повелевающий равно ветрами и водами, как и судьбами нашими, молю Тебя, верни ее к жизни. Если нет в твоей душе милости к дочери враждебному Тебе темному духу, которому поклоняется она, возьми мою душу, преданную тебе, взамен ее души …

Ресницы царевны дрогнули. Она глубоко и свободно вздохнула и приоткрыла глаза. Взяв руку послушника, Немферис прижала её к губам, потом к щеке.

- Теперь я осталась совсем одна. Не оставляй меня.

Она успокоилась, сомкнув веки, а он так и остался стоять, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить.

Когда черноту предрассветной ночи сменили мягкие отсветы зари, к послушнику подошел Гродвиг. Он не удивился, застав его возле царевны.

- Как она?

- Ей лучше.

- Нужно идти, пока не стало слишком жарко.

- Нужно идти, – одними губами повторила Немферис, выпуская руку Ларенара и приподнимаясь. - Помогите мне…

Послушник склонился над ней, а она глазами указала на амулет Хефнет.

- Верни, - догадался барон и внимательно глянул на Ларенара, пытаясь что-то понять по выражению лица. Но тот был спокоен. Не дрогнул, когда прозрачные пальчики царевны – случайно ли? – коснулись его руки.

- Что вы делаете?! – Зана налетела ураганом, расталкивая мужчин. – Не смейте трогать госпожу!

- О, как! – Гродвиг рассмеялся. – Это еще почему? Если не ошибаюсь, кто-то носил твою госпожу на руках. И ничего, жив пока.

Но кифрийка, грозно блестя глазами, отважно толкнула его в грудь.

- Она Неприкасаема!

- Я не думал ничего дурного, когда… - смутился послушник.

- А кто может заподозрить в дурном будущего монаха? – прищурился барон и подчеркнуто почтительно обратился к рабыне. – Только что же будет со мной, ежели я все-таки отважусь, уважаемая Зана?

- Тебе лучше не делать этого, антигус! – пылко отозвалась она, поддерживая за руку Немферис, сошедшую с повозки.