Юлия Горская - Дети Арахна

- Хочешь тайны?

Черная жрица расхохоталась ей в лицо:

- Все твои тайны открыты, Великая владычица Улхура!

Больная стала задыхаться. Крупные капли кровавого пота выступили на теле, пачкая простыни. Лицо верховной жрицы превратилось в кровавую маску.

- Ты умираешь, – сладчайшим голосом проговорила Валаис.

- Тебе за многое придется ответить, – с усилием ответила Хефнет.

Блаженная улыбка черной жрицы сменилась звериным оскалом.

- Это ты за все ответишь, жалкая старуха! За все! За осквернение города Теней, в усыпальницу которого ты поместила мерзкие останки своей сестры иноверки. За то, что дочь ее, маакорское отродье, провозглашена дочерью Арахна! За то, что сама служила иным богам, называясь великой жрицей Кэух! Так где они, твои боги? Зови их! Может, они вырвут твое дряхлое тело из рук смерти? Может, избавят поганую душу от ярости моего Отца?

Сильная судорога сотрясла больную. Жалобный, протяжный стон вырвался из груди.

- Нет! – вскрикнула черная служительница. – Нет, ты не умрешь, пока не скажешь – где твоя дочь! Отвечай! – навалившись на умирающую жрицу, она затрясла ее за плечи, пока та не приоткрыла глаза. – Отвечай! Где Немферис?

- А почему ты не спрашиваешь, где твой сын, Валаис? Я тоже это знаю.

- Мой сын?

- Твой сын. Слэур.

- Дух его служит Отцу!

Хефнет расхохоталась зло и жутко.

- Он служит моей дочери!

- Ты бредишь! – Валаис с силой ударила по щеке ненавистную госпожу, и с отвращением вытерла испачканную в крови ладонь.

- Помнишь Хофис? – на ошеломленную служительницу смотрели прежние – стальные и чистые – глаза Хефнет. Словно, боги, которых призывала к ней Валаис, сжалились над несчастной, вернув зрение и ясность мысли. – Она сделала тебя тем, чем ты стала. И в благодарность получила яд! Поняв, что ее предала и убила та, которую она считала своей наперсницей, Хофис открылась перед смертью, признавшись, что твой мальчик, спрятанный нами – не сын Арахна. Ты зачала его от презренного степняка! И, скрыв это, пыталась выдать за марлога. Только забыла, дорогая, что Арахн вездесущ и знает все. Ты не боишься теперь? Призывая его гнев на мою душу, не трепещешь ли сама? Но нет, ты слишком самоуверенна для этого. Напрасно. Тебе не дано знать, чем закончится путь твой. Но помни, перед последним часом, сын придет к тебе, став лютым врагом! Мальчик вырос. Вскормленный гордым и мстительным кифрийцем, этот прекрасный отпрыск вольного степняка носит в душе ненависть к твоему богу. Мой мальчик. Знаешь, вначале я презирала его, рожденного от такой, как ты. Но Слэур был так мил, так добр и отзывчив, что я поняла - на его же счастье, он унаследовал черты своего настоящего отца. Но и это не все, – говорившая передохнула, и продолжила, устало прикрыв веки. - Знаешь, Валаис, дороже жизни для него уже стала моя Немферис. Он отдаст за нее все, и будет защищать до последнего вздоха…

- Ты бредишь, – черная жрица приблизила губы к опаленным предсмертным жаром губам Хефнет, прошептав снова:

- Ты бредишь, старая кошка. Мой сын – мертв. Хофис принесла его в жертву. Тот день я не забуду никогда. Слышишь, ты? Никогда. Он врезался в память до мельчайших подробностей. Я помню, как к Большому алтарю принесли младенца. Помню, как прислужница протянула мне его, чтобы проститься. Потом, моего сына возложила на алтарь сама черная жрица; в то время как я и еще семь служительниц, читали молитвы Арахну, чтобы наш Отец принял Великую жертву. Хофис разожгла огонь, взяла нож…

Ей вдруг стало плохо. Тошнота сдавила грудь. Застонав, она медленно опустилась на горячее и влажное от крови тело госпожи.

И та заговорила вновь, глядя перед собой глубокими глазами с горевшими, как у зверя, зрачками:

- Хофис решила заменить ребенка, страшась принести в Главную жертву презренного полукровка. И все рассказала мне, – она приостановилась. Веки ее сомкнулись. Лицо исказила судорога. Голос охрип. – Большой капюшон прислужницы надежно скрыл мое лицо. Ты не узнала меня, Валаис. А это я сама подменила детей, и унесла от алтаря того, кого ты называла Слэуром. Это я растила его до шести лет – умненького, очень красивого малыша – и даже привязалась к нему. Не скрою: в моей голове, в моем сердце уже зрели мысли и чувства о том, чтобы оставить мальчугана. Слышишь, Валаис? – жрица схватила за волосы корчившуюся на ней черную служительницу, и рывком подняла ее голову, грозно посмотрев в мутные от боли глаза. – Я хотела воспитать Слэура, как своего сына, уже любя его. Но письмо сестры спутало мои планы. Как и видение, открывшееся в Верхнем храме Арахна…

Внезапно тело верховной жрицы выгнулось. Напряженные, с вздувшимися венами руки, стиснули простыни.

- Немферис! Немферис! – истошно закричала она.

Из широко распахнувшегося рта вырвался серый, туго скрученный столб пыли, ударившийся о свод залы; и, наливаясь мраком, охваченным красными всполохами огня, прожег дорогу, устремляясь за той, чье имя назвала умирающая жрица.

В спальную вбежали испуганные служители.

- Моя госпожа! – верная рабыня сбросила с Хефнет беспомощную черную служительницу, но та быстро пришла в себя, едва коснувшись пола. – О, моя госпожа!

- Она умерла, она умерла, - залепетала Валаис, с ужасом глядя на ту, что боялась и ненавидела всю сознательную жизнь.

- Хефнет ушла от нас, – сдерживая рыдания, проговорил личный лекарь великой жрицы.

Встав на колени и запустив в растрепанные кудри похолодевшие пальцы, черная служительница продолжала шептать, раскачиваясь, словно обезумевшая:

- Отец мой, не делай этого. Дай еще насладиться ее муками. Низвергни душу ее в самые глубины адских страданий. Пусть муки эти будут вечными. Пусть душа этой женщины никогда не познает покоя…

Но запоздавшие проклятья Валаис уже не могли достигнуть цели.

Черты лица усопшей разгладились, и на страдалицу снизошло, наконец, умиротворение. Казалось, окровавленные губы ее улыбались, как будто видела она перед собой кого-то милого и дорогого сердцу. Освобожденная душа Великой Хефнет вознеслась в сияющие небеса, покидая мрачные шахты подземелья Улхура.

- Это ты убила госпожу! – Илит, отпуская остывающую руку Хефнет, обернулась к черной жрице. – Это ты, – еще немного, и разъяренная рабыня бросилась бы на нее.

Но глухой, властный голос остановил ее, заставив вздрогнуть, как от удара.

- Не смей.

Кифрийка подняла заплаканные глаза, встретившись с бездонным взором самого Кхорха.

- Вон, нечисть. Пусть у ложа умершей останутся только арахниды.

Присутствующие покорились, трепеща. Те, кто остался, опустились на колени.

Царь царей взглянул на почившую. И нечто похожее на горечь проскользнуло в его страшных глазах.

- Хефнет. Хефнет…