Вероника Сейнт - Гамельнский Крысолов

Лишь бы не напугать еще и Юнону.

Юнона снова облизнула пересохшие губы, и Виктор тут же вспомнил, что ей дают лишь стакан воды в день, и ужаснулся. У него тут же тоже пересохло в горле, стало больно глотать и говорить.

Превозмогая жажду, Юнона открыла рот, собираясь сказать что-то еще, но ее окликнул охранник:

-Эй ты, ворона! С кем ты разговариваешь? Молишься своему Принцу-Ворону? Думаешь, это поможет? - он заклокотал, видимо смеясь, запрокинув голову, и постучал по решетке краем своего клинка, прежде чем отойти к стене.

-Сколько ты уже не спишь? - спросил Виктор.

-Два дня. Завтра Гидеон будет снова просить меня признаться, а потом... я не знаю, что будет.

-Я сделаю все, что могу, чтобы успеть вовремя, Юнона, - Гадатель хотел добавить что-то еще, но Двойка посохов молча отвернулся от Юноны, кинув напоследок:

-Вы сможете поговорить еще. Но не сегодня.

И он ушел, оставив Юнону одну. Виктор продолжал смотреть ему вслед, пока Двойка посохов снова не уперся спиной в свою стену, а картинка вновь не застыла.

Кончики пальцев у Гадателя покалывало, они, будто онемели, словно он только что вернулся с морозной улицы, но упадка сил он вовсе не чувствовал. Похоже, чудодейственный отвар Джека и вправду восстанавливал все утраченные ранее силы. Наверняка не навсегда, но пока Виктору становился все лучше и лучше. Он был уверен, что со временем все станет как прежде, как тогда, два года назад, когда он только-только заболел.

И он сможет спасти Юнону.

Однако сначала ему нужно немного набраться энергии. Пока Юнона еще в состоянии ждать, он должен стать как можно сильнее, чтобы ни в коем случае не подвести ее, оказавшись рядом.

Виктор завернул карты в лоскут ткани и убрал под подушку.

Наверное, вечером к нему должна будет прийти Анна. Она попросит его отдать ей карты, но Гадатель ни в коем случае не согласится. Лишить его карт, главного рабочего инструмента, было бы жестокостью, сравнимой с отрубанием рук. Без них Виктор чувствовал себя одиноким и неполноценным. Пожалуй, лишь Грейс он доверил бы их всецело.

Но не сейчас.

Вопреки ожиданиям Виктора, Анна не только не попросила его вернуть ей его же собственные карты, но даже не стала говорить о пропаже Иерониму и Грейс. Когда Гадатель остался с ней наедине, он поинтересовался причиной такого поступка, и Анна равнодушно пожав плечами, ответила: "Я просто надеюсь, ты знаешь, что делаешь".

Виктор выдержал постельный режим всего три дня, да и то, уже на третий начал вставать и шататься по дому бледной тенью, как это часто бывает со смертельно больными людьми. Ему хотелось двигаться дальше. Участвовать в разговорах Грейс, Иеронима и Пола, но он по-прежнему был прикован к дому, его не выпускали за порог, а порой не подпускали даже к открытым окнам.

Джек все еще не появлялся. Виктор прекрасно понимал, что Крысолов затаился и выжидает. Наверняка, он уже в городе, и ищет встречи с Гадателем.

Со временем Виктору становилось лучше. Даже его постоянные попытки увидеть, что происходит с Юноной, почти не влияли на его восстановление после долгой "смерти". С каждым потраченным на безделье часом ему все больше не терпелось приступить, наконец, к работе, и помочь своей ученице.

За три дня, что Виктор почти не вставал с постели, в мире Юноны прошло почти три недели. За это время Гидеон успел отменить свой приказ о лишении сна, решив запереть её в тесной холодной камере без окон и всего с одной дверью, железной и тяжелой. Девушка могла лишь сидеть там, согнув ноги, не видя света и не слыша людей на улицах. Утром и вечером через окошко в двери ей передавали корку хлеба и стакан вина, но девушка, казалось, уже почти разучилась чувствовать голод.

Виктору было страшно. Любой другой человек на месте Юноны давно бы погиб от пережитых мучений, голода и усталости, а если бы и выжил, то наверняка бы лишился веры в любого Бога. Но Юнона была непреклонна. Девушка осунулась и похудела еще больше, но не позволяла никаким болезням сломить свой дух и, тем более, не молила о смерти.

Виктор по-своему гордился ей. Он понимал, что он, скорее всего, здесь не при чем, что это ее собственная выдержка, упрямство и слова Двойки посохов, сказанные в первый день их встречи и ставшие особой молитвой и поддержкой для девушки, но Гадатель все равно не мог отделаться от глупого чувства гордости.

На третий день своего постельного режима, Виктор в очередной раз вытащил двойку посохов, чтобы юноша с карты отвел его в подземелья.

Вместо того чтобы повести его по обычному пути, в подземелье, Двойка повел его по коридорам белой крепости. Виктор всматривался в крепко сбитые кирпичи, пытаясь найти хоть единый изъян, но они, похоже, были такие же, как и Гидеон - их идеальную поверхность не искажало ничего: ни войны, ни революции, ни даже песочные бури не могли их сокрушить или изуродовать.

-Куда ты ведешь меня? - удивленно обратился Гадатель к Двойке посохов.

-К Вестнику, - коротко ответил юноша, поворачивая за угол.

Виктор больше не задавал вопросов, понимая, что карта и так показывает ему больше, чем должен.

Двойка посохов привел его к высокой железной двери с множеством затворов и замков. Гадатель вскинул голову - дверь вела в высокую белую башню, с несколькими окошками на самом верху и черным конусом крыши с флюгером. С детства Виктор был убежден, что подобная архитектура создавалась только для того, чтобы заставлять людей чувствовать себя крошечными и ничтожными.

Карта мешкал совсем недолго, он тут же шагнул сквозь дверь, "неся" Виктора за собой, и стал подниматься вверх, не быстро и не медленно, но и не сбавляя шаг.

На его посохах снова сияли бледные огоньки, освещая помещение холодным серым светом, отражающимся от белых стен. С каждой минутой, проведенной в этом коридоре, Виктору становилось все жутче и неуютнее в этом месте, но он послушно не отводил от карты взгляда, зная, что иначе не увидит Юнону.

Лестница заканчивалась еще одной дверью, теперь уже из какого-то красного дерева. Она так же была украшена множеством замков и засовов, но даже они не помешали Двойке посохов пройти дальше.

За дверью была большая комната - широкая кровать с балдахином, книжный и платяной шкафы, несколько цветастых ковров на полу. В одной из стен была еще одна дверь, не закрытая на засовы, а на противоположной стене - та самая пара окон, что Виктор видел еще снаружи. Казалось, комнатку создали специально для кого-то, как гостиную и спальню.

Юнона стояла у одного из окон, замерев в паре шагов от него, словно не решаясь подойти ближе.

На ней было черное платье без каких-либо изысков, просто платье. Волосы были вымыты и расчесаны, а на коже не было и следа грязи или кровоподтеков, только стремительно заживающие шрамы и ожоги.