Артем Лунин - Перед бурей (СИ)

Дядька Шон повернулся к младшему сыну и что-то негромко сказал. Тот удивлённо уставился, вздрогнул от резкого окрика и метнулся прочь.

Вернулся очень быстро, сжимая в руках трость. Палка была сделала с любовью и тщанием — искусная резьба, оплётка из подрезанных и оставленных на дереве полосок коры, прозрачный лак, набалдашник и пятка из меди.

— Папа, — жалобно начал парень. Шон зыркнул, и сын неохотно сделал шаг к травному дому.

Тут берич, который всё ещё неловко топтался на его пороге, повернулся и вошёл внутрь, словно выдавленный с улицы чужой неприязнью. Колыхнулась занавесь с иеро "вита", Жизнь. Юный древодел беспомощно оглянулся на отца, Шон снова тихо выругался и жестом подозвал его.

— Потом вручим подарок… — буркнул, забирая трость. — Проводник его проводи, выполз, выползок болотный, всё настроение испохабил… Наум!.. — рявкнул.

Из-под навеса, где возились люди химического цеха, явился шустрый старичок.

— Чего тебе, Шогонар? — спросил, близоруко щурясь.

— Сегодня что деревянное ещё будем делать? — вопросил Шон.

— Нет, — ответствовал старичок. — Чтобы пропитка держалась, надо… короче, завтра, всё завтра.

— Ладно, тогда я пойду. Народ, сворачиваемся! Ты, ты и ты — мусор прибрать. Пока, Наум!

— Заходи на пиво, Шон.

Приглашение не улучшило настроение старшего мастера древодела.

— Подарок? — недоумённо пробормотал Гарий, глядя, как дядька Шон, ругаясь под нос и раздражённо размахивая палкой, шёл прочь.

— Легенду о дареном коне знаешь? — спросил Алек.

— Которому в зубы не смотрят?

— Что ты!.. — учитель усмехнулся невесело. — Кто вчера к Каленадарам ездил и звёздное небо рассматривал? Легенда о том, как Амар Атаму коня подарил, да с намёком — выметайся, мол, надоел… Вот и здесь так же… Бери палку, выздоравливай быстрее, и чтоб духу твоего здесь не было!..

Вот только идти-то ему некуда. Свои его не примут, мы — тоже…

— Но мы приняли тех, которые тогда же, у Двух Камней, — вспомнил Гарий. Один из этих, принятых, как раз сегодня помогал им с фургонами.

— Те — другое дело. Их, по сути, предал собственный народ…

— А этого — разве нет?

Алек подумал.

— Его не передавали нам специально. Просто стечение обстоятельств. Сломанная нога, суеверие соплеменников. Если бы Юлия не проходила мимо, он бы едва ли выжил.

— Если бы его соплеменникам пришла бы в их тупые головы мысль притащить его сюда нам на съедение, он бы заслуживал большего сочувствия?..

— Может быть. Но переданные были жертвами войны. Они заслуживают сочувствия. Этот же — просто представитель враждебного нам народа. И он явно участвовал в войне и, конечно, убивал, раз жив остался.

— Но переданные тоже участвовали…

— Нет. Воинов среди них раз, два и обчёлся. Руго, да Паль, да тот пацан-недоучка… Все вои знают, что Руго выступал против глупого похода беричей, но всё-таки сражался. И это только добавляет ему уважения в наших глазах.

А остальные… Верно, прихватили для ровного счёта тех, кто под руку попался.

Девчонку помнишь, Лидию? Замуж не пошла, вот в чём её вина. Паль? Виноват он, что таким родился? Если кто и виноват, то его мать — как раз за то, что пошла замуж, послушавшись старших, за человека, который был ей чуть ли не братом. А те брат и сестра? Сиротами остались в междоусобной резне. И у каждого такая история…

Гарий опустил веки, опасаясь, что учитель ненароком заглянет в его мысли и зная, что думает он сам. Зря завёл этот разговор, растравил рану неосторожным словом.

— Учитель Александр.

— Что?

— Вы пойдёте на поляну сегодня вечером?

Узел Судьбы. Выбор Гария Курта Конара

Я не слишком хорошо знал все эти истории о преданных своими же. Конечно, слышал краем уха, но не интересовался специально. Я знал их в лица и по именам, но для меня они не слишком отличались от невольников из беричей, захваченных в последние дни войны — разве что были вольными.

Города воличей отстраивались. Рабы постепенно возвращались в свои леса и болота. Кто-то оставался — в основном женщины и подростки.

А ещё оставались эти .

Пусть их свободу никто не ограничивал, они оставались здесь. Просто им некуда было идти.

Александр говорил с горечью. Чувствовалось, что он хорошо знает всех поименованных и принимал живое участие в их судьбе. Почему? Что ему за дело до этих преданных?

И тут я понял. Ведь и с ним и его друзьями всё было почти так, как с этими, переданными-преданными. Он — все они, пятеро Проклятых, — оказались примерно в такой же ситуации. Родные от них отреклись, отставили в сторонку, как ненужные вещи, лишь потому, что церковь так пожелала. Алека так и вовсе пытались убить.

А моя семья, попавшая под Акт Шод Тамнэ, повторив ту же судьбу?.. Мать, сёстры и братья, в чём они виноваты?..

И тогда я решил.

С несправедливостью мира спорить бесполезно. Судьба слепа.

Все эти разговоры и мысли о ремесле пришлись удивительно вовремя. Что за дело может быть нужнее и важнее, чем уменьшение горя на земле и торжество справедливости?

Но для того надо стать сильным.

Учитель Александр, вы пойдёте на поляну сегодня вечером?

Мона после торжественной пересадки дерева и не менее торжественного украшения ленточками прогулялась с Кнопкой до её цеха и полюбовалась возгонкой чего-то с кошмарным запахом. Потом они крутили и пропитывали фитили. Устроив проверку, сожгли несколько и взорвали баночку с горючей пропиткой. Невовремя появилась Хлоя, высказала падчерице своё неудовольствие и забрала её перебирать цеховые записи.

Мона в них не разбиралась, да и не положено было посторонним заглядывать в тайные свитки. Предложив подруге найти её, когда она закончит, девочка отправилась домой. Но там тоже всем было не до неё. Норик на днях вернулся из своей обычной прогулки по лесу и тут же был вовлечён в суету вокруг отъезда, Линда ему помогала. Снова подумав о Гарии, Мона затосковала окончательно и отправилась к дому учителя Александра, надеясь выловить если не его, то хотя бы рабыню, помахать мечами.

Там тоже царила суматоха. Учителя не было. На другой стороне улицы жила семья жены, и Сэра, мать Лины, присматривала за детьми. Она сказала девочке, что Алек занят и едва ли вернётся раньше вечера, и усадила её обедать.

— Все помешались на этом отъезде, — пожаловалась Мона Роки. Мальчишка серьёзно уставился на неё, явно уловив печаль. Невразумительно гукнул что-то утешающее и великодушно поделился игрушкой.

Как назло, это оказался деревянный бык. Сразу вспомнились поделки Гария и Беломордый.

— Спасибо, хоть ты меня понимаешь, — вздохнула Мона. Ребёнок скуксился, готовясь зареветь, и она торопливо встряхнулась, не хватало ещё своими эмоциями расстроить это жизнерадостное трио!