Шамраев Юрьевич - Белый туман

В комнате горело несколько светильников, пахло какими то незнакомыми травами. На ложе лежал крепкого телосложения служка, сквозь перевязанные раны проступала кровь. — Куда его, — спросил я ни к кому не обращаясь. — Один удар в грудь, второй в живот. Жить ему осталось совсем немного, говорить он не может, когда его принесли, он несколько раз повтори: "Скоро должно начаться…". — Хорошо, — хотя хорошего было мало. Я протянул руки над ранами служки и начал читать молитвы, как делал это ни один раз, когда залечивал ссадины и мелкие порезы своим друзьям. Но это ссадины и порезы, а тут глубокие раны. Через некоторое время, опять ни к кому не обращаясь, я приказал снять с него повязки. Когда их сняли, то перед жрецами предстала удивительная картина. Раны перестали кровоточить и затянулись розовой кожей и только синева шрамов говорила о тех местах, куда были нанесены удары. Прочитав ещё несколько молитв для скорейшего выздоровления, я распорядился: — Сегодня я запрещаю ему вставать с кровати. Пусть отлежится, отдохнет, а завтра с утра посмотрим. Откуда то из за спины раздался голос:- Да господин, все будет сделано господин.

— Служку кто то предупредил, и возможно кто то из крепости, из тех, кто встречал или кого повстречала охрана. Надо разобраться. Меня насторожило то, что у меня то появлялась боль в щеке, то пропадала. Я такого никогда раньше не чувствовал. Такое ощущение, что Навь то появлялась, то исчезала. Я направился в казарму, где размещались холостые служки. Чем дальше я отходил от храма, тем слабее становилась пульсирующая боль, а потом вообще пропала. Источник в храме и, по всей видимости, среди жрецов или послушников, что готовятся стать жрецами. Но почему боль то появлялась, то исчезала? Непонятно.

В казарме я застал несколько десятков служек, что занимались текущими делами. Меня поразило, что среди них практически не было молодежи. Оказалось, что для службы в крепости отбирали самых опытных и умелых служек, кто не один год прослужил в храмовой охране или в дружине какого нибудь лорда. Попасть служить в крепость было престижно. Очень высокое жалование и, что не маловажно, после окончания срока службы, а он составлял 5 или 10 лет и мог быть продлен, была полная гарантия устроиться на службу к какому нибудь знатному лорду в столице, и не менее чем в чине десятника, или даже сотника, а то и начальника охраны или гарнизона замка. Так высоко ценились только воины "Последней заставы". Я узнал, что один из жрецов храма всеблагого встречал отряд и сопровождал его в крепость. Это был младший жрец Сим, который стал жрецом недавно, а до этого пять лет ходил в послушниках.

Из разговоров со служками я так же узнал, что в крепости имеется свой застенок и несколько камер, откуда невозможно сбежать, так как двери в них открывались и закрывались только с помощью молитв всеблагому. И хотя по идее, каждый жрец мог это сделать, дверями заведовали только два жреца. Сейчас камеры пустовали. Я отобрал двух наиболее смышленых и крепких служек и распорядился, что бы они принесли железо. И для рук и для ног. Дождавшись, когда оно было приготовлено и уложено в мешок, в их сопровождении я пошел в храм. При приближении к храму опять появилась пульсирующая боль. В храме все жрецы и послушники собрались у священного огня и громко молились о скорейшем выздоровлении раненого служки. Что ж, такая молитва ему не помешает. Я стал по кругу обходить молящихся, прислушиваясь к своим ощущениям. Вскоре я определил место, где боль наиболее сильна. Остановился за спиной полноватого жреца и подал команду служкам. Они подхватили его за руки и подняли. Он внезапно заверещал, видимо от страха, а мою щеку прорезала боль. Он.

Я подошел и своим ножом разрезал на нем одеяние, в том числе и исподнее белье. Под левой подмышкой у него пульсировал знак расколотого солнца. То появлялся, то исчезал. Это уже второй жрец — Навь в этом храме. Причем скрытая Навь. Это мне нравилось все меньше и меньше. — В железо его и в застенок. Допрашивать буду сам. Служки быстро надели железо на бывшего жреца, который от неожиданности потерял даже дар речи и только повизгивал, и потащили его в подвал.

Молебен о даровании скорейшего исцеления был приостановлен. Ко мне подошел благообразный жрец с седой бородой, что доставала ему до пояса. — Господин, главный жрец нашего храма желает с вами поговорить. — Так где он, зови его? — Он болен и уже несколько седьмиц не выходит из своих покоев. — Ладно, пока Навь созреет для допроса, можно и поговорить. Проводи меня к нему. По дороге я узнал, что в храме несут службу 14 жрецов, а теперь моими стараниями уже 12. Что при храме подвизаются 7 послушников, что на смену больному главному жрецу прислали из столицы жреца Фери, который дюже сведущ в противоборстве с порождениями Нави и даже написал книгу, в которой описал наиболее распространенных чудищ и их слабые места. Это меня действительно заинтересовало.

В покоях главного жреца храма царил полумрак и было очень жарко. На ложе, полуопираясь на подушки, полусидел, полуседой, полустарик. Уважая старость, я поздоровался первым6 — Здравствуй старче. — Сам ты старче, — раздался сильный голос, что ни как не вязался с изнеможенной внешностью говорившего, — мне ещё и сорока лет нет. Говорят ты тут наделал шороху, даже среди жрецов Навь обнаружил. Коль такой умный, приглядись к моему помощнику, что прислали мне из столицы. Мутный жрец, закрытый, если ты понимаешь, о чем речь. Я кивнул головой, — Давай подлечу, всеблагой мои молитвы слышит. — Ну коль слышит, то подлечи, попытка не пытка, — и он закашлялся.

Я прочитал несколько молитв на выздоровление, — не знаю, подействовали ли они, но главный жрец заснул. Тот же старичок с седой бородой почтительно дотронулся до моего локтя, — Пусть поспит, а то он из за боли в груди и не спит совсем. — А где сейчас помощник главного жреца Фери? — Наверное в своих покоях. Он последние дни заперся там и что то пишет. Мы вышли на двор крепости, там меня уже ждали мои служки. — А ну ка, где его покои? Любопытно взглянуть. — Проводить господин? — Проводи, — и кивнув служкам, что бы следовали за мной, мы пересекли двор и оказались у приземистого здания, что было расположено прямо около крепостной стены и северных ворот, что вели в ущелье.

Входная дверь была закрыта. Это было странным, — свои двери жрецы никогда не закрывали, символизируя свою открытость, как и открытость всеблагого к любому к нему обратившемуся. Я указал служкам на дверь и один из них со всего размаху приложился своим телом. Дверь с треском распахнулась. Мы вошли в помещение. Никого, только занавеска в дальнем углу трепетала. Я подошел и отдернул её. В полу за большим сундуком был виден лаз, из которого раздавался какой то шум, похожий на удары по камню. Сделав знак служкам, чтобы они не шумели и расположились так, что бы их нельзя было сразу заметить, я шепотом спросил у бородатого: — Как дано появился этот помощник в крепости? — Да почитай уже полгода прошло. Выбрал себе это здание, сказал, что любит тишину и для написания книги ему надо уединение, но службы не пропускал, хотя и не всегда участвовал во всеобщих молитвах, оправдываясь своей занятостью.