Шамраев Юрьевич - Белый туман

Я вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. Я слышал, как Ярина уткнулась в подушку и стала реветь. Ну не люблю я проводы, вот не люблю и все тут.

Не очень веселые мысли одолевали меня. Откуда здесь так много Нави? И для чего, с какой целью был создан такой мощный военный отряд? Что то защищать, или на кого то нападать? Где он прятался? Если здраво рассуждать, то получается двоякая картина. С одной стороны, в овраге, может быть действительно находилось главное гнездо и отряд служек должен был его защищать. Они проворонили нас, а когда спохватились, то было уже поздно. Гнездо было уничтожено. А с другой стороны этот отряд мог готовиться к нападению на кого то или что то, что представляло интерес или реальную угрозу для Нави. Заверну ка я к тому оврагу и попробую проследить, откуда этот отряд появился. Не из под земли же он взялся.

Вот и приметный овраг. Ни что не выдавало здесь вчерашних событий, только могила белого выделялась своей свежестью. Не слезая с жеребца, я стал искать следы, откуда появились служки — Навь. Здесь они спешились, а вот отсюда они появились. Неторопливо я ехал по следам, не забывая посматривать по сторонам. Навь, Навью, а разбойнички здесь пошаливали. На этой развилке следы разделились. Поехал на лево. Интересно, почему меня всегда тянет на лево? Это, что у всех так, или только у меня?

Мы объезжали небольшой лесок, а следы вели именно в него. Это что же получается, лесок просматривается насквозь. Спрятаться здесь более полусотни вооруженной Нави не возможно, к тому же именно отсюда выехал весь отряд, а потом разделился, а объехав лесок, опять соединился. Я осторожно продолжал следовать по следам, держа лук наготове. Вот и разгадка. Брошенные землянки. Было видно, что их покидали в спешке. Только не понятно, неужели ни один человек не обратил внимание, ну не могли столько людей безвылазно сидеть в земле. А может быть и некому было обращать внимание? Эх не спросил я у Ярины, где напали на них, может быть как раз здесь? Тогда понятно, что за разбойники тут шалили. Интересно, сколько Нави уцелело? Я заглянул в одну из землянок. Ничего интересного. Двухъярусные нары, длинный стол, грубые скамейки, какие то брошенные тряпки.

А вот эта землянка меня заинтересовала, в первую очередь своей аккуратностью и изысканностью. Я осторожно вошел. Небольшая по размерам, она по всей видимости служила местом жительства одного, максимум двух человек. Небольшой столик, горящий светильник, настоящее кресло, даже зеркало на стене. На столе лежал квадратный сверток кожи. Я подошел и развернул. Несколько листов пергамента, исписанных мелким почерком.

"… Если я в тебе не ошибся, и ты настоящий белый, то ты найдешь и нашу стоянку и мою землянку. И коль ты сейчас читаешь эти строки, значит, я мертв. По настоящему мертв. Хотя быть белой Навью, — это быть настоящим живым трупом. Как получилось, что меня Навь купила? Очень просто. Сотни лет одиночества, не мнимого, а настоящего. Я оставался единственным белым, из тех первых, что принимали участие в битве с Навью и обратили её в бегство. После нашей победы произошла череда непонятных событий, — странные и случайные смерти белых, отравления… Без семьи, недолгие встречи с предназначенными, — несколько дней, максимум недель счастья и опять один. Знать, что где то живут твои дети и не знать их, не иметь возможности участвовать в их воспитании, обучении воинскому искусству. От меня постоянно требовали предельного напряжения сил, — Навь там появилась, ворота там открылись, здесь проникновение чудишь… А в это время жрецы всеблагого в столице воевали между собой за власть и могущество, за женщин и богатства. Идея белого воинства как союз белых и жрецов, — потерпела крах. Воевали только белые, а жрецы только наживались. Я взывал к всеблагому, — почему так? Но ответа не получил. Тогда я обратился к Нави, и она мне ответила. Она мне все разъяснила. Да только я поздно понял, что в её словах не было ни единого, даже намека на правду. Она обещала мне, что я обрету семью, но разве продажная женщина, предавшая всех и все, может стать настоящей женой? Она обещала мне друзей, но разве предатели могут быть друзьями? Я стал изгоем, отщепенцем.

Я стал искать смерти, но кто может убить белого, который сотни лет сам только и делал, что убивал и всегда выходил победителем из схваток? Мои руки обагрены кровью трех моих братьев, трое белых пали от моих ударов. Я устал жить.

Белый, Навь готовится напасть на восточного стража. Тот отряд, что я вывел к тебе, это только пятая часть всех её сил, и пусть самая лучшая, но все таки небольшая часть. У восточного воспитывается шесть или восемь детей белых, может быть там есть и мой сын. Убить их всех и всех предназначенных, — цель Нави. В крепости есть предатель, и может быть даже не один. Краем уха я слышал о подземном ходе, он вот вот будет закончен. Поторопись брат. Как приятно опять кого то назвать братом…"

Ниже была приписка: "Кольцо, доспехи и меч составляют одно целое, никогда не расставайся с ними, особенно с кольцом. Когда разберешься как с ним обращаться, сможешь звать к себе доспехи и меч с расстояния более сотни шагов. Доспехи даруют здоровье, неуязвимость в бою,… Торопись белый и отомсти за меня." Подписи не было.

Я вышел из землянки. Кхор, посмотри, что здесь и как. Дождавшись, когда волк вернется, я прочитал очищающую молитву и бросил светильник во внутрь землянки. Огонь радостно взревел, а вскочил на коня и поскакал к крепости восточного стража. А вдруг Лора там, или мой сын? Ведь крепость, как не крути, действительно самое лучшее место для того, что бы спрятать предназначенных и их детей…

До самого вечера мы нигде не останавливались. Я уже на горизонте различал нечто похожее на небольшую башню, но как мы не торопились, ночь наступила раньше. Приглядев небольшую площадку, где из под земли бил источник, мы остановились на ночлег. Надо сказать, что природа вокруг нас поменялась. Если раньше ещё встречались небольшие рощи и лески, то теперь вокруг простиралась степь, — один огромный луг, с бесчисленным разнотравьем. Небольшие холмы то там, то здесь не портили общей картины. К моему удивлению, источник оказался не пригоден для питья. Вода была солоноватой и противно пахла. Благо Ягды знал куда я еду и в седельных сумках оказался полный бурдюк воды. Как это ни странно, но мой конь воду из источника стал пить, правда чуть пониже, из небольшого ручейка. Я стреножил его, что бы далеко не ускакал, и приготовил нехитрый ужин из того, что оказалось в сумках. Костер не разводил, да и дров поблизости не было, как в прочем не было и деревьев. Мелкий кустарник не в счет.

Ночь прошла относительно спокойно, если не считать того, что обнаглевшие маленькие зверьки бегали по мне, пытались залезть в седельные сумки и ни капли меня не боялись. Я поймал одного из них, насыпав хлебных крошек себе на ладонь. Зверек был похож на большую мышь, только на ушах кисточки и задние лапки были значительно длиннее передних. Меня он нисколько не испугался, дал себя погладить, деловито съел все крошки и требовательно пискнул ещё. Пришлось дать ему целый сухарь, который он с удовольствием съел у меня прямо на ладони, а потом, как ни в чем не бывало, улегся спать на мою попону, прямо возле моей щеки. Утром я проснулся от его резкого свиста. Солнце только только стало вставать над краем земли. Быстро умывшись и перекусив, я оседлал коня, закрепил седельные сумки и вскочил в седло. Но тут опять услышал сердитый свист. Мой зверек свистел из моей сумки. Как он туда попал, ведь она была закрыта. Я достал его. Свист тут же прекратился. С моей руки он перебрался на попону и буквально вцепился своими лапками в её край. Мы поскакали. Сначала я опасался за своего непрошенного попутчика, но видя, как он ловко в такт лошади подпрыгивает на попоне, я успокоился. Скачка продолжалась недолго. Башня все росла и росла, стали попадаться огромные камни, овраги и заросли густых кустов. Наконец то мы выбрались на утоптанную дорогу и поскакали быстрее.