Венди Хаггинс - Сладкое зло

В ее глазах не было видно даже проблеска надежды. Она не сомневалась в том, что я убью ее, чтобы спасти себя.

— Брат Рахаб, — окликнул его один из Князей, бросив Рахабу другой револьвер, который тот ловко поймал.

Он направил его прямо в мой лоб.

Я задержала дыхание.

Это был конец.

Я умру, а мой несчастный отец и друзья должны будут смотреть.

Оставался только один, кто мог меня спасти.

Пожалуйста, Господи, помоги мне.

— Последний шанс, — глумился Рахаб, тихим щелчком возводя курок.

Со стороны секции, где находились мои друзья, раздался скрежещущий звук отодвинутых стульев.

Прежде, чем кто-либо успел взглянуть в том направлении, кто-то включил электрический фонарь — нет, прожектор из самого дальнего конца аудитории.

Каждый повернулся в сторону нараставшего света.

Но, как бы заинтригована и сбита с толку я не была, моя голова повернулась в направлении скрежета, который я услышала.

Щурясь от ослепительного света, я увидела, что Копано и Кайден стояли.

В руке Кайдена блестело лезвие ножа.

«Сядьте!» — мысленно приказала я им. Оба покачнулись, и Копано сел.

Глаза Кайдена замкнулись на моих. Я молила его, пока он упрямо продолжал стоять, сопротивляясь моему внушению.

Сияние все больше и больше освещало пространство, привлекая внимание любого, кто мог заметить наше взаимодействие.

Все Князья прикрывали пальцами глаза — включая моего отца — и рука Рахаба, державшая револьвер упала вниз.

«Пожалуйста, сядь» — умоляя, из последних сил пыталась внушить я Кайдену.

И на этот раз он сел.

Внезапное умиротворение волной окатило тело, сглаживая весь ужас и напряжение, царившие в моей душе.

Свет теперь уже преобразовался в сияющее отверстие на всю стену, по-настоящему ослепляя. Сквозь него в помещение вошел Ангел, потом другой, потом еще один, пока они своей численностью не заполнили почти все пространство аудитории. И что это были за Ангелы! Не мягкие и умиротворенные, как те, что хранили человеческие души.

Это были Ангелы-Воины, излучавшие всем своим существом праведное негодование и справедливость.

Они были облачены в доспехи, сиявшие так же, как рукоять меча. Волосы каждого были разной длины, и их крылья… они казались огромными и совершенно белыми.

Все в них было воинственно и божественно, мужественно и возвышенно.

Я едва могла дышать.

Князья отступили, прижимаясь спинами к подмосткам сцены, словно и в помине не существовало их издевательского гогочущего подстрекательства.

Демонические духи, маячившие над нами, вдавились в потолок, шипя, как загнанные в угол кошки из подворотни.

— Чт… что… — Рахаб поймал себя на том, что запинался. Выпрямившись, он выдавил: — Как вы смеете сюда вторгаться!

— Мы приходим туда, куда нас направляют, — ответил Ангел, находившийся в центре.

— Да, да, конечно, это так, — выплюнул Рахаб. — Полное отсутствие собственного разума. Что вам надо?

— Вы не убьете Дочь Белиала.

Повисла мертвая тишина.

Мое сердце воспарило ввысь.

— Нефилимы никогда не являлись вашей заботой. Они — наши!

— Ничего на Земле не является вашим, Темный.

Рахаб побагровел, капельки пены проступали в уголках его рта.

— Ваш вид не должен вмешиваться в нашу работу! Мы получили дозволение испытывать человечество и управлять своими структурами.

— Ее время еще не пришло. — Ангел окинул меня взглядом. — Она послужит испытанием для очень многих душ.

Наступила напряженная пауза.

И тут Рахаб заулыбался.

— Отлично. Этой время еще не наступило, — он махнул револьвером в моем направлении.

— Зато наступило — ее.

Прежде, чем кто-то мог его остановить, он направил дуло на Герлинду и выстрелил прямо в ее лоб.

Я закричала от ужасающего треска и разбрызганной крови.

Отброшенная назад, несчастная ударилась о стену и сползла на пол, мертвая. Ее Душа высвободилась из тела и, схваченная двумя Легионерами, скрылась из всеобщего обозрения.

Револьвер, находившийся у меня в руках, с грохотом упал на пол, и я болезненно сжалась, ни на секунду не сомневаясь, что Рахаб пойдет против воли Ангелов и попытается убить и меня тоже. Моя рука потянулась по направлению к щиколотки — туда, где была скрыта рукоять.

Нащупав кожаный чехол, я начала теребить застежку.

Одновременно Ангелы двинулись к сцене. Их черты выражали праведное негодование.

Ни один из Князей не смел даже двинуться.

Рахаб, спотыкаясь, отступил назад, когда несколько Ангелов обступили меня, образуя живой щит.

Когда длинноволосый Ангел заметил, что я пыталась сделать, он наклонился, укрытый от всеобщего обозрения своими собратьями.

— Этой ночью ты не обнаружишь наличие Меча Справедливости в своих руках, дитя, — прошептал Ангел.

Его голос был бальзамом для моей души, и я разжала пальцы с рукоятки, больше не обремененная страхом, вызванным инстинктом защищать свою собственную жизнь. Я встала, дрожащая, но при этом ощущавшая странное умиротворение.

Все Ангелы до единого взирали на Рахаба, пораженные и оскорбленные утратой жизни, свидетелями которой они только что стали.

Их лидер, стоявший по середине, казалось, боролся сам с собой, желая ничего большего, кроме как ослушаться приказа и иметь возможность разобраться с Рахабом прямо здесь и сейчас.

— Придет твой день, — пообещал ему Ангел.

Пока они с Рахабом испепеляли друг друга взглядами, остальные Ангелы начали двигаться в направлении света, один за другим скрывались в ослепительном сиянии. Когда последний Ангел скрылся в свете, пространство вновь погрузилось во мрак.

В отсутствии Ангелов повисло осязаемое мрачное напряжение.

— Придет день, и мы вернем то, что принадлежит нам, — прошипел Рахаб, стиснув зубы. Он повернулся к моему отцу. — Ты подвергнешь ее наказанию до полусмерти! А сейчас забирай своего мерзкого отпрыска с глаз моих долой. И вы все! Убирайтесь!

Началось ужасающее столпотворение. Я спрыгнула со сцены и побежала к своему пальто.

Нефилимы спотыкались, опрокидывая стулья в попытке добраться до своей одежды и убрать отсюда поскорее.

Мои друзья смотрели на меня в совершенном потрясении. По их лицам было понятно, что этой ночью они прошли через Ад, точно так же, как и я. Даже Джинджер выглядела измученно.

Но именно глаза Кайдена — опустошенные и стеклянные — заставили мое сердце разрываться на части. Понадобилось несколько мучительных секунд, прежде чем он смог сфокусироваться на мне.

То, что ему пришлось видеть меня там — наверху — что-то надломило внутри него.

Кто-то схватил меня за плечо. Это был мой отец.

— Убираемся, — рявкнул он, пихая меня вперед, в направлении массового движения Нефилимов.