Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

– Поосторожней со словами, уважаемый, – сказал Тумур, нахмурившись.

– Не перебивай! Я стар, я видел столько битв, сколько вам и не снилось! Пускай Барх убьет меня – не думаю, что он такой глупец! Он жесток до крайности, и… и всё! Он наказал трусов, наказал – Небесный свидетель – справедливо. Но у него нет души, такой, какая была у, провалится мне на этом самом месте, Хайсы, Габы! Он сидит в своем шатре и молчит и пялится на свой меч, пялится так, будто хочет спросить у него совета.

– Помолчи, пожалуйста…

– Я не боюсь смерти, Тумур. Не знаю даже, чего я боюсь, но смерти – точно нет. Ты думаешь, от кого я пришел? Да от него, от повелителя.

– И он слушал тебя? – спросил Тумур. – Ты сказал ему всё, что сейчас говорил нам?

– Да.

– И что он тебе ответил?

Берюк сел, выхватил у грызшего с отрешенным видом Ашанта заячью ногу, понюхал ее, и произнес:

– Он сказал довольно умные слова: "Великий хан должен славиться не пьянством, а победами". И добавил, что если бы его отец не выиграл ни одной битвы, и не покорил бы ни одного народа, то его бы никто не знал – между тем, в Нижнеземье Хайсу знают именно как покорителя народов и создателя могучего Адрагского ханства, а не как хорошего парня. Предстоящая битва всё поставит на свои места: "Покажу доблесть и выиграю – люди, несмотря на все мои недостатки, пойдут за мной; проиграю – умру".

– Что значит – умру?

– Это значит, что в случае проигрыша, он не намерен жить. Он сам убьет себя. Таков его девиз: всё или ничего.

Барх вёл свою армию уже три дня, направляясь на юго-восток, всё дальше от Крина, вглубь сухой, засушливой степи. Ехали быстро – Барх хотел первым достигнуть истока реки Баж, и, расположившись в том богатом дичью краю, спокойно ожидать вестей от Алпака и Кадыра. По-прежнему находясь в полном неведении относительно планов Талгата, он всё же не сомневался, что мятежный ван тоже готовится к схватке.

Битва могла произойти где угодно, однако искать врага в крайне неприветливой южной степи, в которой часто дули пыльные ветры, неразумно. Многотысячная армия должна питаться, пить воду, и в этом смысле плоскогорье Баж, полное ручьёв и мелких озёр, являлось единственно подходящим для этой цели. Первый достигший его, получал, кроме того, стратегическое преимущество – в холмистой местности легко можно было занять удобное и выигрышное положение относительно неприятеля.

Конечно, Талгат тоже понимал это, и шансов разместиться на плоскогорье первым у него было гораздо больше из-за близости его родного улуса. В этом случае Барх рассчитывал на неожиданность, внезапность.

На четвертый день, когда до Бажа оставалось два дня пути, авангард заметил на горизонте три точки. Барх лично возглавил небольшой вооруженный отряд, выехавший навстречу так и не сдвинувшимся с места объектам.

Ими оказались три сильно обезображенные, высушенные солнцем головы, воткнутые на копья. На земле валялись остатки окровавленной рваной одежды, помятый колчан и нож. Серебряный нож, с искусно отделанной рукоятью, убийцы оставили преднамеренно, – Шайтан узнал его, – нож принадлежал Кадыру.

Сделанное открытие расстроило Барха – судя по состоянию голов, Кадыр погиб не меньше недели назад, а значит в плоскогорье их уже давно поджидают. На совете все сошлись во мнении, что столь вызывающее поведение Талгата говорит о его возросшей уверенности в своих силах. А уверенность ему может придать только поддержка всех южных ванов.

– Мы не знаем, – сказал Барх, – принадлежит ли одна из голов Алпаку. Я надеюсь, что нет – Алпак поехал к Шагуну кружным путем, через земли Аюна. Да, да, мы не будем ждать от него вестей, хотя, зная немного Алпака, я могу сказать, что он вряд ли так просто попался бы в их сети. У нас единственный выход – быстрота и решительность. Талгат хочет нас напугать – вот что значат эти три головы. Он думает, что я молод, трусоват, несдержан. Пусть так думает.

Ранним утром они двинулись в путь, но не прямо, а на восток, – Барх решил сделать крюк, форсировать неглубокую реку и ударить по неприятелю с юга.

Ближе к вечеру войско кагана окружило каких-то людей, всего около тысячи человек. Внешность их – смуглых, почти черных, босых, в длинных халатах, лица замотаны тканью – выдавала в них чужаков. Едва завидев кочевников, они повскакали с мест, и в ужасе прижались друг к другу. Заинтересовавшись, Барх повернул коня к ним, и въехал прямо в панике рассыпавшуюся толпу.

А они выглядели поистине ужасно: болезненно худые, изможденные, грязные, запаршивевшие. Большую часть чужаков составляли мужчины, сидевшие прямо на земле, несколько глубоких стариков лежали, причем некоторые были раздеты по пояс, обнажив торчавшие ребра и вперив мертвые глаза в небо. Женщины, лица которых скрывались под полупрозрачным платком, нянчили жутко истощенных детей. Надо сказать, что самый вид этих несчастных ребятишек так поразил адрагов, что они поспешили удалиться, боясь подцепить какую-нибудь заразу. Один Барх остался равнодушен ко всему, и, презрительно скривившись, вызвал к себе их вождя, которым оказался хромой, высокий и невероятно сморщенный старик.

– Кто вы такие? Откуда?

– Мы – бинчи, хозяин, – ответил старик с заметным акцентом. – Мы родом с далекого юга, из пустыни. Меня зовут Абдель, я к твоим услугам, хозяин.

– Пустынники? – спросил Барх, переглянувшись с Тумуром, Берюком и Шайтаном.

– Так нас называют.

– Что вам здесь надо?

– Мира, хозяин. Мы хотим мира.

– Хм, мир надо заслужить.

– Согласен, хозяин, – с поклоном ответил Абдель.

– Рассказывай.

Абдель попросил разрешения сесть, сославшись на больные ноги, и получив его, поведал свою безрадостную историю.

В пустыне поселилось зло – старик именовал его Черной птицей. Она появляется редко, но всюду распространяет смерть. Пыльные бури, после которых бесследно исчезает всё живое; жуткие завывания, от которых в жилах стынет кровь; черный, стелющийся по земле туман, холодный, как вода в самом глубоком колодце, – всё это дело рук Черной птицы. Пустыня, и без того суровая, стала непригодна для жизни, ибо зло ползет по земле всё дальше на север, в поисках новых жертв.

Тысячи и тысячи пустынников вынуждены были покинуть родной край. Всюду их встречали враждебно: хапиши забирали лучших в рабство, остальных прогоняли в самые неприветливые места, обрекая на верную смерть; деханы их попросту истребляли. Камыки и адраги тоже гнали бинчей, как прокаженных, и никто не думал о том, что когда-нибудь и их постигнет та же участь.

– Я знаю, – рассказывал Абдель, – что Черная птица уже облетела великую степь и вкусила на ней первые жертвы. Она возвестила о себе и в Двахире – самые умные поспешили переселиться в великий торговый город. Кадих опустел, а шухены частью осели среди вас, частью у гхурров и дженчей. Но все это зря – грядет великий хаос, народы перемешаются, сорвутся с места и войдут в Верхнеземье.