Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

– Позволь сказать, княже, – пробасил Злоба, встав за его спиной.

– Да… – вяло выдавил Горыня.

– Потрать всю свою дурь на этих ублюдков. Вот увидишь, тебе станет легче.

Горыня взглянул на десятника снизу вверх и нервно кивнул. "Боится, подлец", – злорадно подумала Искра.

Однако и сама девушка опасалась не меньше брата, если не больше. Она вжалась в угол и не двигалась. Вонь разрасталась; в срубе стало жарко; Искра начала задыхаться.

– Вот, – сказала Буяна и протянула ей платок и два листа мелиссы. – Вложи в платок траву и повяжи на лицо. Не знаю, поможет ли, но всё лучше, чем ничего.

– Спасибо, – прошептала Искра, сдерживая подступающую рвоту. – А ты?

– Я стерплю, – невозмутимо сказала служанка.

Искра завязала платок, но облегчения ей это не принесло. Мучительно не хватало воздуха, лицо покрылось потом, а аромат мелиссы, смешавшись со смрадом, источаемым мертвецами, приобрел тошнотворно приторный привкус. Девушка сорвала платок, жадно вдохнула воздух, после чего всё вокруг поплыло. Но она не упала в обморок – в чувство её привела Буяна, влепившая ей звонкую пощёчину.

– Сейчас не время, госпожа, – сказала она.

– Всё, мне уже лучше. – Искра стиснула зубы, и твердо решила держаться до последнего.

Между тем дружина готовилась к бою. Горыня наконец-то очнулся, встряхнул головой и приказал десятникам разворачивать оборону; сам же вытащил меч и встал у одного окна.

– Так! – гремел Злоба, – Эй, братцы! Что у вас есть?

– Копья! – дружно ответили извозчики.

– Вставайте против окон и колите мертвяков!

– Не так надо, – произнес Девятко, покусывая лезшие в рот усы. Свой длинный массивный двуручник он положил на плечо. – Мне кажется, надо отрубать им конечности: головы, руки…

– Дельно говоришь, командир, – согласился с ним Злоба. – Они ведь мертвяки, их не заколешь, как какого-нибудь степняка. Рубите ихние сгнившие тыквы, ребяты!

Воины заняли позиции. Трупы были уже совсем близко.

– А ты, Лещ, – усмехнулся великан, глядя на старого воина с булавой. – Придётся тебе искупаться в их дерьме. А как же иначе? Булавой-то башку не срубишь.

– Без тваво мудрствования обойдуся, – поплевав на широкие мозолистые ладони, парировал Лещ. – Приноровлюсь.

– Девчонки, – обратился Девятко к девушкам. – Будете оказывать помощь раненым. Но держите наготове оружие. У тебя, Буяна есть что-нибудь?

– Есть – меч, – ответила Буяна и почему-то покраснела. Она сняла вязанную накидку и повернулась. За спиной, на ремне, перекинутом через плечо, висел короткий меч в ножнах, похожий на меч её хозяйки.

– Откуда он у тебя? – недоуменно вопросила Искра.

– Мне Гуннар… то есть, Черный Зуб подарил. Вчера. – Буяна виновато глянула на княжну и отвела глаза.

Искра не удержалась и засмеялась.

– Я и не знала, что его зовут Гуннар, – сказала она и, заметив, как служанка напряглась, поспешила добавить: – Я молчу, молчу. Всё.

Девятко скупо улыбнулся.

– Добро, – кивнул он и обернулся. – Так… понеслось. Берегите себя, красавицы!

Мертвецы окружили дом со всех сторон. Они толкали друг друга, натыкались в стены, словно слепцы, царапая бревенчатые стены; лезли в окна, в двери. Землистые перекошенные лица, перемазанные глиной лохмотья, руки с содранными до мяса пальцами и ужасная, всепоглощающая вонь.

Дружинники без устали взмахивали мечами, стараясь обезглавить мертвяков, и, надо сказать, их гниющие тела хорошо поддавались, – отрубленные конечности падали, как скошенная трава. Во двор никто не вышел, боясь быть окруженным и покусанным (Девятко с Лещом предупредили, что укус мертвяка смертелен), но у четырех окон (все они смотрели во двор) и одной двери все воины не умещались. В связи с этим сражалась только одна половина, другая половина страховала; уставших меняли.

Через несколько минут фасад дома был усыпан грудой окровавленных, скользких от гнили и раскиданных кишок, тел. К несчастью, зарубленные трупы не успокаивались. Вся куча шевелилась, в головах лязгали зубы и вгрызались в валявшиеся рядом тела, в землю, во что попало; руки, волоча за собой порванные нити вен, ползли снова в бой, и их приходилось отбрасывать пинками назад. К тому же трупы все прибывали. Некоторые окружили повозки и толпились около них, ничего не делая.

Кровь лилась через порог в избу, и воины скользили на полу. Горыню пошатывало, пот стекал по нему так сильно, что казалось, будто он облился водой. Несмотря на это он старательно сражался, не подменяясь; выбирал цель и бил наверняка. Лещ, стоявший у окна слева от двери, и правда весь забрызгался кровью, ошметками тел и щепками; резные накладки, украшавшие окно и подоконник, превратились в вымазанные кровью и расквашенные булавой клочья. Черный Зуб и Злоба стояли плечом к плечу напротив двери; каждый управлялся своим оружием искусно и даже изящно, что говорило об их немалом боевом опыте; отсеченные части тел с шипением взлетали и опускались на залитый кровью пол с сочным мокрым шлепком.

Искра никогда в жизни не видела и не слышала ничего ужаснее. Проклятия воинов, глухой утробный рык мертвецов, чавканье разрезаемой плоти, хлюпанье сапог в лужах крови, скрежет ногтей, скребущих за стеной…

Она сидела на коленях рядом с Миленом. Парень приподнимался, стонал и с отчаянием смотрел на своих товарищей; сердцем и разумом он пребывал в бою. Девушка похлопывала парня по ладони и успокаивала его, хотя сама нуждалась в утешенье гораздо больше. Она не смотрела назад и, глядя в страдальческое лицо раненого воина, молилась. Молилась богу Высеню и матери-хранительнице, молилась истово, дрожа всем телом и припоминая все знакомые ей обрядовые песни, что распевали старухи в канун дня Рыбака или в день летнего Солнцеворота. Искра никогда не делала этого, но теперь, на пороге смерти, она чувствовала, что только бог, о существовании которого девушка никогда и не задумывалась, сможет оградить их от беды и спасти.

Она просила у него прощения за все свои проступки. Просила прощения за брата, за отца…

Это был момент, который она потом вспоминала, слегка стыдясь. Никогда ещё она так не боялась. Говорили, что она – боевая девчонка, со взрывным характером, искренне любящая и искренне ненавидящая, открытая и всегда предельно честная. Но в эту ночь "боевая девчонка" струхнула не на шутку.

Битва стихла, мертвецов больше не было, полегли и те, что находились у повозок. Гора поверженных мертвецов не подавала никаких признаков жизни. Но воины не покидали своих мест, тяжело дыша, вытирая пот и ожидая какого-нибудь подвоха.

– Ну что?! – рявкнул во тьму ночи Злоба. – Наелись, слизняки?

– Все целы, парни? – осведомился Горыня, вытирая платком лоснящееся от пота и крови лицо.