Юлия Андреева - Ветер из Ига

Мико, как звали десантника Пехова в Японии, был во всех отношениях отличным парнем. Он быстро учил язык, радуясь своим новым, пока еще не пропитым и не изгаженным наркотой мозгам. С ним Ким всегда мог поговорить по-русски, вспомнить дом, Питер, прохладное пиво, бывший «Сайгон», «Крысу», «Эльфа»!..

Под руководством новоявленного отчима Павел Пехов, или Мико, осваивал сложные техники владения самурайским мечом и самостоятельно конструировал взрывные механизмы, доводя своими экспериментами и опытами предоставляющего ему свою лабораторию добрейшего доктора Кобояси-сан до шока и нервного тика.

Сам же Ким только и мог что отмахиваться, когда кто-то из родственников или друзей начинал пенять князю на то, что тот слишком рано принялся за обучение пасынка. По правилам обучения детей в самурайских семьях, эти занятия следовало начинать где-нибудь лет с двенадцати, когда тело ребенка окрепнет и он сможет удерживать в руке меч. На это Дзатаки только отшучивался, что, должно быть, дух легендарного воина Сусаноо-но Микото вселился в его воспитанника, который с утра до вечера выполнял замысловатые упражнения, ругаясь на непонятном языке, когда его толстенькая задница вдруг перевешивала по-детски пухленькое и коротенькое тельце бывшего десантника. В общем, с Павлом, или Мико, было не скучно, и Ким чувствовал себя почти счастливым человеком. Ко всему прочему «его мать» Садзуко, которую Ким любил и уважал, происходила из известной, но обедневшей самурайской семьи, и в рекордно короткие сроки освоилась с новой для себя ролью фактической княгини провинции Синано. При всей любви к Садзуко Ким не мог сделать ее своей законной женой, так как числился мужем Осибы, тем не менее, он называл Садзуко не иначе как женой.

Мико исполнилось шесть лет, когда в их жизни появился сын настоящего Дзатаки — Хаято. И тут начались первые трудности: и прежде кому-то из гостей или слуг казалось странным, что Дзатаки ни разу не отшлепал непокорного и серьезного не по годам пасынка, который никому не позволял обнимать и целовать себя. Всегда мылся самостоятельно, запрещая служанкам приближаться к своей особе, питаясь мясом и то и дело прикладываясь к отцовской выпивке. Мало того, быстро пьянея после сравнительно небольшой порции саке, Мико вдруг начинал орать, что его окружают одни только педофилы, от которых он вынужден прятаться, постоянно держа ухо востро. А то мог вдруг при слугах и гостях перейти на русский, так что у Кима невольно руки чесались выпороть зарвавшегося молокососа, но в последний момент его останавливал весьма серьезный послужной список Пехова на войне плюс особые заслуги перед орденом, с которыми Ким не мог не считаться. Кроме того, он прекрасно понимал, что подобные воспитательные меры могли повлечь за собой ответную месть со стороны бывшего десантника и хирурга, для которого перерезать горло отчиму было столь же ненапряжно, как ущипнуть за грудь его наложницу.

Когда тело Мико достигло шести лет и в замке появился Хаято, Ким понял, что Пехову теперь придется несладко, так как сын Дзатаки мог невольно проникнуть в тайну. Еще больше Ким опасался, как бы злобному, частенько видящему во сне Афган и вскакивающему посреди ночи из-за приснившегося ужаса Мико не пришло в голову заколоть мешавшего ему Хаято. Но тут неожиданно сам Пехов попросил отпустить его в новую жизнь.

Это было немного странно, потому что парню на тот момент едва исполнилось семь лет, а в таком возрасте, как известно, дети еще не начинают вести самостоятельную жизнь. Впрочем, десантнику Пехову, судя по его словам и свидетельству куратора ордена — в прошлой жизни они были знакомы, было за сорок…

Но это не мешало ему.

— Паша достаточно уже окреп для того, чтобы войти в штат сегуна и выполнить новую, возложенную на него орденом миссию, — сообщил как-то куратор, с уважением поглядывая в суровое лицо семилетнего воина.

— Да как же это? Где видано? — всплеснул руками Ким. — Да его же первый попавшийся разбойник голыми руками…

— Голыми не голыми… посмотрим, — мрачно улыбнулся Мико, покручивая в руке нож.

— Через год Хидэтада будет просить тебя прислать в его ставку заложника {2} 2 Обмен заложниками происходил не только в военное, но и в мирное время. Обычно, подписывая договор о мире или вассалитете, следовало отправить кого-нибудь из родственников, обычно сыновей, в ставку сюзерену или, если речь шла о мирном договоре, новому другу в качестве заложника. Эти заложники жили на правах гостей или служили как придворная аристократия, но они не имели права покинуть новое место пребывания без специального на то разрешения. . Конечно, он будет думать, что ты пришлешь Хаято, но…

— Короче, выпишешь мне подорожные, а там я разведу как-нибудь сегуна на то, что он возьмет меня в свою личную охрану. Главное, не дрейфь, папаша, и изображай из себя полного лоха. А будут удивляться, прикинешься ветошью, мол, ничего не знаю, ничего не ведаю… какая разница, какой сын.

— Если ты произведешь должное впечатление на сегуна, господину Дзатаки не придется краснеть, принимая тебя обратно, — пришел на помощь Киму куратор. — В случае же провала, — он вздохнул, — не думаю, что тебя, Паша, приговорят к отсечению головы. Все же приемный сын даймё, родственник и все такое… Хотя смотря за что. — Его лицо на секунду омрачилось, но тут же он дружески похлопал Мико по тщедушному плечику. — Всем будет лучше, Паша, если ты останешься в ставке.

— Будь спок, сенсей [11] Сенсей ( яп .) — учитель. , я не подведу.

Так амбициозный бывший десантник и хирург покинул замок Дзатаки, после чего, как это водится среди служивых, практически не давал о себе знать, полагая, что если с ним что-нибудь случится, «отчиму» по-любому передадут эту скорбную весть.

Сам же он не любил писать, кроме того, опасался шпионов. Так что общение благополучно закончилось.

Знакомство с маленьким Хаято — когда Ким только нашел его, парню было десять лет — доставило даймё радость, и он сразу же принял решение исправить то, что успел испортить его предшественник, а именно забрал парня в свой замок и, несмотря на вопли Осибы, которая хоть и не жила в замке, но все еще считалась его супругой, признал его своим законным наследником.

Мальчик учился читать и писать, неустанно тренировался с мечом, но самое главное, он, казалось, не боялся вообще ничего. Так, он без страха мог войти в клетку с диким зверем или оседлать норовистого коня, к которому опасались подойти даже опытные наездники.

Без колебания он подпалил фитиль новой, только что привезенной Дзатаки из Эдо пушки, мог подолгу оставаться под водой. Его мало интересовал ходивший у Дзатаки в любимчиках Мико, а на самом деле уже давно и без зазрения совести оккупировавший замок и прилегающие к нему владения.