Юлия Андреева - Ветер из Ига

— Ведьмы Осиба и Юкки! Вы совершили переворот в прошлом, и из-за этого изменилось настоящее, — не выговорил, а скорее выплюнул гневные слова в лица ошарашенным дамам старший из воинов, — вы сделали то, что является строжайшим запретом в ордене «Змеи», и за это вас ждет наказание.

После этих слов Осиба бросилась к шкафчику, в котором у нее находился запас эликсира, а Юкки замертво свалилась на пол, высвободив свой дух.

Один из самураев остановил Осибу, завернув ей руку за спину, так что та пребольно хрустнула, а по плечу жены даймё разлилась горячая боль.

— Сейчас вы поедете с нами в один из отдаленных замков, где вам предстоит жить до скончания ваших лет.

Руку отпустили, Осиба попыталась было сесть на пол, но ее грубо подняли на ноги и, заткнув рот платком, выволокли вон из комнаты.

В отчаянии Осиба пыталась позвать на помощь кого-нибудь из своих воинов, но вокруг царила тишина. Во дворе валялись несколько трупов в форме воинов сегуната, за воротами их ждали кони, к седлу одной из кобылиц, подобно кукле, была грубо прикручена крошечная девочка, лицо которой заливали слезы, а челка взмокла от пота.

Осибу положили на круп коня точно мертвую, кто-то связал ей руки и ноги, отчего она сделалась совсем беспомощной. Кто-то прыгнул в седло за ней, и дальше толчки, толчки, толчки. Живот Осибы болел, так что ей казалось, что внутренности ее давно превратились в кровавое месиво, впрочем, она не знала, как должны выглядеть ее внутренности, и не спешила это выяснять.

Когда через много часов, во время которых Осиба видела только траву и камни, чувствовала беспрестанные толчки в живот и боль в ребрах, ее наконец бросили на землю, вынув изо рта кляп, она могла только хватать воздух, корчась от боли.

Тут же ей дали напиться и оставили на некоторое время отлеживаться после перенесенных страданий. Все тело Осибы болело, словно ее жестоко избили, а руки и ноги затекли так, что она всерьез опасалась, что уже не сможет ими когда-либо пользоваться. Из-за всего этого она не могла заснуть и забыться хотя бы на одну стражу [36] В Японии время суток делилось на стражи. Каждая стража по два часа. . Рядом с ней валялась связанная по рукам и ногам крошечная девочка, чем-то напоминающая ее Юкки, когда той было шесть лет. Малышка стоически выдерживала испытания, сверля похитителей злобным, недетским взглядом.

— Кто ты такая? Кто твои родители? — попробовала Осиба завязать разговор с малышкой.

— Я воин-синоби, — зло бросила девочка, и тут же их снова подняли и, уже не затыкая ртов, вновь бросили поперек седел. От новой боли Осибу чуть не вытошнило, а девочка заскрипела зубами, так что это было слышно.

И снова невыносимая тряска, боль в животе и пострадавших ребрах, снова мелькание травы и камней, снова копыта коней и дорожная пыль в лицо…

Новая остановка, Осиба повернула голову и увидела незнакомый замок. Должно быть, это была ее тюрьма, о которой говорили воины ордена «Змеи», несчастная женщина с тоской смотрела на дорогу, проплывающие мимо нее деревья, коленопреклоненных крестьян, все это показалось ей вдруг бесконечно милым и родным.

Она подумала, что было бы неплохо сейчас вылететь из тела и, выбив душу из какой-нибудь крестьяночки, занять ее место. Жить спокойной жизнью, ухаживать за собственным садиком, растить детей. И не уничтожать в одиночку знаменитые кланы синоби, не затевать войну с сегунатом, не рушить чужие замки. К слову, зачем все это, если в результате ее ждет вечное заточение или смерть. Впрочем, как известно, смерть смерти рознь, и что приготовили для нее в ее родном ордене, она не знала, хотя предполагала, что ничего хорошего.

Ничего хорошего в обмен на спасение для всех?! В обмен на ликвидацию могущественного врага, поклявшегося изничтожить сам орден! Несправедливо!!!

— Какое наказание ожидает меня? — превозмогая страдания, спросила Осиба, до боли поворачивая голову в сторону везущего ее самурая.

— Тебя по пояс погрузят в глину, и, когда та застынет, ты останешься там на вечные времена.

— В глину? — не поверила Осиба.

— В глину, есть у нас особо хорошо застывающая глина, которую не так просто проковырять ногтями. Впрочем, за тобой будут наблюдать слуги, и они не позволят тебе освободиться.

Осибу охватило отчаяние, она дернулась, намереваясь перевеситься настолько, чтобы лошадь разбила ее голову копытом, но ей не позволили этого сделать.

Воин резко рванул пленницу на место, после чего Осибе вдруг показалось, что он передумал и пытается скинуть ее на землю.

Самурай резко дернулся, чуть было не выпустив Осибу из рук, и тут же перехватил ее сильнее.

— Не бойся, мама! Я с тобой! — буркнул он басом и, тут же пришпорив коня, выхватил меч из ножен и снес голову мирно двигающему перед ним всаднику, после чего выбросил еще несколько звездочек в стороны своих бывших друзей и, резко подняв коня на свечку, отчего Осиба чуть было не потеряла сознание, развернул жеребца и со всей прыти погнал его прочь от замка.

Раненые воины рванули было за ним, но скоро отстали. И только безголовый труп преследовал похитителя еще какое-то время.

Добравшись до безопасного места, воин развязал Осибу и, бережно обнимая ее, вновь забрался в седло, на этот раз позволяя ей сесть перед ним.

— Неужели это ты, моя Юкки? — в ужасе и восторге лепетала Осиба, размазывая дорожную грязь по своему прекрасному юному лицу.

— Разумеется, я. — Юкки поправила шлем на голове. — Сейчас свернем к реке и поедем вдоль ее течения, рано или поздно окажемся в какой-нибудь деревне, где можно будет поменять коня, не думаю, что они быстро выйдут на наш след, тем более что они будут искать воина-предателя и молодую женщину, а я ведь могу для разнообразия сделаться стариком или девушкой, ребенком или старухой. Они никогда не найдут нас, мама.

— А что будет с этой милой девочкой? Жаль, что ты не освободила и ее.

Юкки пожала могучими плечами, ей было нечего возразить, да она и не привыкла возражать матери.

Маленькую Тсукайко, как и было сказано, доставили в замок, принадлежавший ордену, сначала девочке дали испить сонного настоя, а затем раздели ее догола и погрузили крошечное пухленькое тельце в мягкую теплую глину, так, чтобы на поверхности оставались ее руки и половина туловища. Пока Тсукайко спала, глина стыла и к моменту пробуждения превратилась в плотную плиту, из которой на мучителей смотрела не отошедшая до конца ото сна крохотная голенькая девочка.

— Тебя будут поить и кормить, — стараясь не смотреть в злые, недетские глаза, пообещал приставленный к маленькой пленнице тюремщик, — ты не будешь испытывать ни в чем нужды, но тебе уже никогда не дано ходить своими ногами. Ты никогда не увидишь солнышко и не заговоришь с людьми. Рядом с тобой будут только твои тюремщики. Такова твоя расплата за свершенные преступления в замке Токугава-но Дзатаки.