Владимир Корн - Дворец для любимой

Да, сундук, с виду казавшийся неподъемным и ковер. Огромный ворсистый ковер, брошенный прямо на землю, выглядел дорогой, но безнадежно испорченной вещью. При всем этом шатер гигантский, стоявший посередине столб, поддерживающий купол, в высоту не менее метров семи-восьми, и при таких внутренних размерах немногие вещи, находившиеся в шатре, выглядели сиротливо, если не убого.

Я вертел головой по сторонам совершенно не стараясь скрыть от Готома этого факта. Плевать на манеры и правила приличия, я — военнопленный и разговор, несмотря на внешнее радушие трабонского короля, по всей видимости, предстоит нам очень и очень тяжелый. Нет, я не рассматривал его шатер в поисках подходящего предмета для того, чтобы захватить Готома, сделав его заложником, после чего начать диктовать свои условия. Хотя бы потому, что мы в шатре находились не одни, я не в самой лучшей своей форме, да и голова продолжала раскалываться на части.

— Как поживает моя венценосная сестра ее величество Янианна, господин де Койн? Вы ведь не так давно прибыли из Дрондера. Всегда мечтал там побывать. Поговаривают, что столица Трабона Маронг в сравнении с Дрондером выглядит большой деревней.

Голос Готома звучал по-прежнему светски. На общеимперском он говорил чисто, как выходец из юго-западной части Империи, откуда я и сам когда-то прибыл в Дрондер. Да и не слишком то они и различаются, языки Трабона и Империи, скорее даже диалекты, чем языки.

Надо же, Готом знает, что я очень не люблю, когда меня называют 'вашим величеством'. Хотя чего удивительного, наверняка он знает значительно больше, чем мне того хотелось бы.

Ну какое из меня 'ваше величество', так, муж императрицы, как бы не было стыдно признавать этот факт. Еще перед нашей свадьбой мне ясно дали понять, что занять трон в случае смерти императрицы мне не удастся. Дети да, дети его унаследуют. Разговор шел в очень тактичных выражениях, но сам факт был подан как непреложный и обсуждению не подлежащий. Я же сидел и думал:

'Как они тут все одного не могут понять — мне совершенно не нужен ваш четырежды гребаный трон, абсолютно не нужен. Мне нужна эта женщина, женщина, даже при одной мысли о которой я начинаю чувствовать себя так, что это невозможно описать никакими словами. Нет еще таких слов, никто их не придумал, ни в моем мире, ни в этом. И все что я хочу, так это видеть ее рядом с собой, прикасаться к ней и вдыхать аромат ее тела. Аромат тела моей женщины'.

Однажды, уже после свадьбы, был у нас с Янианной разговор. Не помню, с чего разговор начался, но вскоре он зашел и об этом. Яна рассказала, что знатные роды, ее поддерживающие, тоже выдвинули это условие.

Тогда я еще в шутку заявил ей, что жена мне досталась бесприданница.

Вероятно, улыбка, появившаяся на моем лице при этих воспоминаниях, оказалась не совсем подходящая к тому положению, в котором я сейчас находился, потому что выражение лица Готома резко изменилось. Теперь его взгляд напоминал взгляд ядовитой змеи, приготовившейся к броску. Не знаю, почему я подумал именно так, ведь никогда раньше никакие гадюки с кобрами с целью укусить на меня не бросались, но мне его взгляд показался именно таким.

Готом встал, взял лежавший перед ним на столе револьвер и несколько раз нажал на спуск. Револьвер был моим собственным, еще бы я его не узнал. Вон, на рукояти мой герб, вставшая на дыбы черная лошадка, слишком уж много внимания уделяют в эти времена всяким подобным мелочам. Конечно, выстрелов не прозвучало, оставайся в револьвере патроны, вряд ли бы я сейчас разговаривал с ним, думаю, мне все же удалось бы вырваться. А запас патронов находится в седельной сумке Ворона. Его они поймать не сумели, не дался Ворон, я сам слышал разговор, когда меня вели в королевский шатер.

Ан нет, там же, на столе, затерявшись в тени серебряной вазы с фруктами, стояли на донышке несколько патронов. Очевидно, достались трофеями, не у одного меня был револьвер, а калибр у них у всех идентичен.

'Предложить Готому в рулетку сыграть? — Мелькнула в голове мысль. — А что, кто проиграл, тот и проиграл, все по-честному. Да только вряд ли он согласится'.

Король Трабона меж тем щелкнул еще пару раз револьвером, после чего довольно небрежно швырнул его на стол. Я даже поморщился:

'Ведь ты солдат, Готом, нельзя же так с оружием обращаться, даже королям нельзя'.

— Вчера в ставке погибло несколько человек. — Готом оперся руками на стол, пристально глядя мне в глаза. И сейчас его взгляд не выглядел уже змеиным, потому что где-то в глубине его пряталась боль. — И среди них был Гий Лассер.

Он выпрямился, отошёл от стола на пару шагов, повернувшись ко мне спиной и сцепив за спиной руки.

— Он был лучшим среди моих генералов. Но дело даже не в этом. Лассер прошел со мной все кампании, все. Мы вместе с ним начинали еще тогда, когда армия Трабона представляла собой полный сброд. Сброд, наполовину состоящий из людей, которым предлагали выбор — виселицу за совершенные ими преступления, или пойти в солдаты. Когда офицеры опасались поворачиваться к солдатам спиной, из-за боязни получить нож. Когда, после того как армия проходила по территории своей страны, позади нее оставались разграбленные деревни, кое-где даже сожженные дотла.

Мы вместе прошли с ним через все это, и добились того, что моя армия стала лучшей армией из всех тех, что когда-либо существовали. А вчера он погиб.

'Ну чего уж проще, — подумал я. — Отошел бы сторонку, поднял руку вверх, и все, кроме тебя, остались живы. Или оделся бы так, чтобы тебя можно было сразу обнаружить среди твоей свиты. Ведь тебя никто не звал сюда, Готом'.

Вслух же сказал:

— Достойная смерть для боевого генерала пасть на поле брани.

Готом обернулся так стремительно, что я вздрогнул от неожиданности, уловив за своей спиной движение тех, кто находился там приглядывать за мной.

Какое-то время мне казалось, что он кинется на меня, и глаза у Готома сейчас горели чуть ли не безумием. Я даже постарался незаметно поставить одну ногу так, чтобы сделать ее опорной. Никому не позволительно таскать меня за волосы или хлестать по лицу, даже трабонскому королю.

Но нет, Готом сумел совладать с собой.

— Уведите его, — коротко бросил он.

И уже тогда, когда я выходил из шатра, добавил:

— Не забудьте вернуть его величеству шпагу.

Может быть мне и показалось, что голос Готома прозвучал с издевкой…

Карета оказалось просторной, и в салоне, помимо меня, поместилось еще трое моих стражей. Один из них, в форме офицера трабонской армии, присутствовал в ней почти неотлучно. Видимо на нем и лежала ответственность за доставку такого важного пленника как я в Маронг, столицу Трабона. Двое других менялись довольно часто, но им на смену всегда приходили парни, своими габаритами вряд ли сильно уступающие Прошке. Никакой решетки между нами не было, да и с виду карета выглядела вполне обычно, а то, что ее стенки своей толщиной внушают к себе уважение, определить снаружи невозможно. Ну и пара сотен конвоя, который при желании можно принять за почетный эскорт.