Евгений Щепетнов - Нищий

«Живыми не оставят. Канцлер списал на мой счет огромную сумму, превышающую то, что я взял, в несколько раз, а значит, свидетели ему не нужны. Время идет, но сотовых телефонов и автомобилей тут нет, значит, помощь прибудет не раньше, чем через полчаса… Думай, Витька, думай».

Мой мозг был холоден, как компьютер, я видел, как упивается своим достижением поймавший меня сыщик Тайной стражи, видя мою растерянность и смятение, меч я бросил… ну что можно ожидать от загнанного в угол калеки?

— Девчонка хорошая у тебя… была, долго держалась, — горбоносый с усмешкой посмотрел на меня, — все не хотела рассказывать о тебе. Но потом все-таки рассказала…

У меня заледенело внутри. Несчастная девчонка — это я своими действиями навлек на нее беду. Ну что за черт, как только я тут появился, вокруг меня одни смерти — похоже, я приношу людям несчастье…

Отбросив все мысли, я сосредоточился на том, что надо выбраться живым. А там и подумаю — как они на меня вышли и как им воздать по заслугам.

Я поставил локти на стол напротив сидевшего горбоносого, взял свою голову в руки и стал растирать виски, всем видом показывая, как мне плохо и как я слаб, а руки все ближе подбирались к затылку… Я выхватил метательный нож из чехла, нашитого на куртку сзади, у воротника, и одним резким движением метнул его в державшего Марасу человека, затем перегнулся через стол, рванулся к горбоносому и согнутыми костяшками пальцев ударил его в переносицу, сломав его великолепный нос и залив кровью дубовые доски. Он упал навзничь — я взял его за голову и с треском вывернул ее вверх и влево. Его напарник лежал на полу, с ножом в левом глазу — пока что все было закончено.

Тетушка сидела ошеломленная, с белым мертвенным лицом, я подошел к ней:

— Тетушка, нам надо уходить!

Она с трудом разжала губы:

— Куда уходить? Здесь мой дом! Куда я пойду?!

— Тетушка, если вы не уйдете, вас убьют, будут пытать и убьют! У нас мало времени, надо уходить. Меня ждет шлюпка и корабль, там сидит Амалон — он будет вам рад.

— Амалон? Правда?

— Да. Я вытащил его из ссылки, и мы сейчас уезжаем. Я заберу вас с собой. Скорее, скорее, тетушка! Бросьте все, уходим! Я сейчас поднимусь к себе, заберу деньги, и мы уйдем. Оденьтесь, накиньте на себя что-нибудь на тот случай, если похолодает, а что надо — купим потом.

Я пошел к лестнице и стал подниматься наверх, на верхней ступеньке споткнулся и упал — моя больная нога, натруженная долгим переходом, подвела, и тут над головой ударил в косяк болт арбалета. Меня спасла только случайность — в комнате сидел еще один стражник и спешно натягивал арбалет. Я не дал ему закончить свои злостные действия, выхватил из перевязи нож и метнул, пробив ему горло. Меня взяла злость: ну сколько еще вас тут попряталось?! Осмотрелся — вроде последний. Деньги, что лежали под кроватью, все были на середине комнаты, их вытащили и оставили, видимо, ожидая подмоги.

Те золотые, что я прятал под половицей, не нашли. Я достал все из тайника, свалил в одеяло и завязал узлом, мешочки с непонятными камешками положил в карман. Стащил мешок и «рюкзак» с деньгами вниз, пятясь как рак, задом. Тетушка сидела одетая, на ней были плащ, шапка и сапоги. Я хлопнул себя ладонью по лбу и кинулся снова наверх, нашел под матрасом эльфийские плащи и спустился вниз.

— Тетушка, очнитесь! — жестко сказал я. — Некогда плакать — потом поплачете сколько угодно! Вам придется мне помочь — я не дотащу. Тут, в узлах, деньги. Они нам понадобятся в нашей будущей жизни, но нам надо дойти до шлюпки — я все не унесу! Надевайте плащ — вот так — это эльфийский, в нем вас не увидят люди. Берите узелок с деньгами и пошли. Не сильно тяжело?

— Нет, я и побольше тяжести носила, еще не старуха! — Голос тетушки немного окреп, и она подхватила узел с деньгами — надо сказать, довольно легко. Она была весьма крепкого сложения.

Мы вышли во двор — еще не было и намека на рассвет, хотя уже полоска неба начинала сереть на горизонте. Я ковылял, таща груз, на мне была котомка килограммов под тридцать весом плюс напихано по карманам, тетушка тоже тащила узел килограммов около двадцати, впрочем, достаточно уверенно, и даже пыталась помогать мне. Через час мы подошли к месту моей высадки — шлюпка стояла там же, и вокруг было тихо. Матросы выползли откуда-то из-за кустов — видимо, они лежали там в дозоре, что было разумно.

— Она с нами плывет, — показал я на тетушку Марасу, сбросил тяжелую котомку в шлюпку и вместе с матросами стал толкать ее на воду.

Перед рассветом прибой стих, волны легко накатывались на берег — был почти мертвый штиль. Затем Мараса и я уселись на корму, освободив нос, торчавший в гальке, и матросы с шумом спихнули лодку в море и сели на весла. Один из них пощелкал огнивом — я остановил его, достал светильник, сказал слово, тот вспыхнул ярким светом, я его погасил и стал дожидаться ответа. Ответная вспышка мелькнула через минуты две — мы шли немного наискосок от шхуны, курс был поправлен, и скоро шлюпка ударилась о просмоленный борт шхуны. Я взобрался по веревочной лестнице, не дожидаясь, когда талями поднимут шлюпку. Котомка с деньгами была на мне, вторую партию подняли веревкой, привязав к горловине узла.

— Это еще кто? Ты кого с собой притащил, Викор? — Капитан недовольно нахмурил брови: — Мы вроде так не договаривались!

— А как мы договаривались? Мы договорились, что ты доставишь нас на Тантугу, а сколько будет со мной людей, разговора не было. В чем дело-то?

— Ладно. Пусть остается — какая разница, два или три человека. Только не люблю я женщин на борту, плохая примета.

— Это не женщина, это лекарица матушка Мараса.

— Ну оттого, что она лекарица, она же не перестала быть женщиной!

— Слушай, Мессер, ну не будь нудным, а? — разозлился я. — Плачу тебе большие деньги и везу, кого хочу. В чем проблема-то?

— Все, все, не кипятись. Я тоже раздражен, вишь, ветра нету. Если ветер не подымется, нас прихватят. Галера весельная — и нам кранты. Надеюсь, что на рассвете ветерок образуется, иначе будет худо. Веди ее в кают-компанию, к Амалону, она еле на ногах держится. Сейчас я распоряжусь, чтобы ей чаю подали.

Тетушка и правда выглядела плохо. Даже в темноте было видно, как ее лицо побледнело, она прислонилась к стене палубной надстройки и стояла, закрыв глаза. Я подхватил ее под руку и повел в кают-компанию.

— Амалон, принимайте вашу подругу, позаботьтесь, плохо ей!

Я завел покачивающуюся Марасу в помещение, Амалон вскочил, подбежал к ней, обнял:

— Мараса, милая! Я уж и не думал, что свидимся!

Старики замерли, обнявшись, потом сели за стол, и Мараса горько заплакала:

— Все, все потеряно! Дом, огородик, мои травки! Вся жизнь!

Мне стало очень, очень неудобно — это ведь я фактически стал виновником ее несчастий. Я быстро ретировался, оставив котомку с деньгами лежать под столом, в ногах Марасы.