Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов

Гарм, сидевший неподвижно несколько часов, будто статуя на храмовом фронтоне, потянулся и плеснул себе в лицо пригоршню холодной воды. Улыбаясь, он расправил крылья, собираясь полетать наперегонки с вьюнцами. Их стремительные движения завораживали бога. Неслышно сорвался он с края исполинского листа, и крылатая тень поплыла над проклятыми землями. Гарм поднялся повыше, так, чтобы увидеть свои владения во всем их великолепии, вдохнуть ледяной воздух ночной пустыни. Опрокинутая в небо чаша полной луны обливала его потоками жемчужного света, в котором нежились золотые и серебряные змеи, щекочущие изнутри его кожу. Черно-синее небо, пески и скалы, неуловимые движения неведомых тварей, невыносимая жара и невозмутимый холод… Гарм любил Арр-Мурра.

— Как быстро здесь темнеет… — Амариллис укутала уснувшего сына и повернулась к Чиро, весь день не отходившего от нее. Эллил следил, чтобы она не переутомлялась, помогал, чем только мог. Он познакомил девушку со старой мшанкой, следившей за детьми; старушка была достаточно строгой, чтобы малышня ее слушалась, но при этом достаточно доброй, чтобы не вгонять их в тоску. Конечно, Чиро был у них высшим авторитетом, но крики: «Матушка мшанка, больно коленку!» или «Матушка мшанка, саламандры кусаются!» раздавались с завидной частотой.

Амариллис весь остаток дня просидела на поляне, не отрывая глаз от сына. Вместе с ним она потихоньку добрела до ручья, где с удовольствием умылась, потом с еще большим удовольствием поела — вместе с детьми, которые были готовы есть целый день, о чем ворчливо сообщил Чиро. Играть у нее сил пока что не было, и она уселась на траву, прислонилась к теплому стволу, и смотрела, смотрела… Ближе к вечеру, когда солнце покинуло сад и стало прохладно, эллил и мшанка отвели детей в дом, в небольшую уютную залу, где пол был устлан мягкими коврами, повсюду валялись подушки, а по углам стояли короба с игрушками и сластями. Чиро под ликующие вопли детей достал с полки огромную книгу, уселся в невысокое кресло и принялся читать сказки; дети сидели вокруг него не дыша, ибо читал эллил мастерски, да и актером был неплохим. А когда за окнами совсем потемнело, малышню уложили спать; уставшие от долгого дня, игр и беготни, дети безропотно разбрелись по своим кроватям. Чиро проводил Амариллис в тихую комнату, расположенную рядом с детской, обставленную спокойно и разумно — небольшой стол, рядом кресло, скамья-ларь у окна, выходящего в сад, и две кровати — одна для Амариллис, другая, маленькая, стоящая у изголовья первой — для Судри.

Эллил помог Амариллис уложить сына и сел у окна, подождать, пока она сама соберется отдыхать.

— Здесь всегда так, госпожа. Не успеешь оглянуться — уже и ночь настала. Вам пора отдыхать. Завтра будет новый день… успеете на своего Судри наглядеться.

— Я знаю… — Амариллис покачала головой. — Вернее, надеюсь.

И вправду утомившаяся девушка все еще неверными ногами шагнула к своей кровати. Усталость навалилась на нее, положила на плечи мягкие тяжелые лапы, норовя опрокинуть в подушки. Амариллис разделась, натянула на голову ночную рубаху, заботливо разложенную поверх покрывала.

— Чиро, ты мне расскажешь как он рос? Я все еще не могу поверить… уснуть, держа на руках младенца одного дня от роду, а проснуться и застать такого взрослого…

— Конечно, расскажу. Завтра. А сейчас отдыхайте… иначе я нас вас матушке мшанке нажалуюсь.

Амариллис сонно улыбнулась и в который раз приподнялась на локте, чтобы взглянуть на спокойно спящего сына. Она рассматривала его лицо, такое серьезное и безмятежное, взгляд ее скользил по прядям светлых волос, падающих на острое ушко, перебирал полукружие темно-пепельных ресниц, бросающих легкую тень на загорелую щеку… и, сама того не замечая, она дышала в такт его сонному дыханию, мерно вздымающему одеяльце. Насмешливый рот наблюдавшего за ней эллила смягчился; ни за что на свете он не признался бы в том, что привязался к Судри больше, чем ко всем остальным детям, и в том, что одновременно и ждал, и боялся этого дня. Чиро опасался, что Амариллис окажется неготовой к материнству, испугается, а то и не признает сына. Страх отпустил его, едва он увидел как эти двое обнимаются, как отражаются друг в друге их лица; эллила поразило, как час назад совершенно безвольные пальцы смогли крепко и ласково держать детскую ладонь.

Наконец Амариллис снова опустила голову на подушку и закрыла глаза; уже сквозь сон она спросила:

— Совсем забыла… Чиро, где мы? Что это за место? — и, не дожидаясь ответа, через мгновение уже спала.

Эллил спрыгнул с сундука и пошел к дверям. Уже на пороге он оглянулся и тихо сказал:

— Это Арр-Мурра, госпожа. Здесь вы в безопасности.

И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

…Ночь уже перевалила за половину. Еще немного подождать, и начнет светать. Что? Нет, я не оставлю тебя здесь одну. Не бойся. Как бы рассказать тебе о Ритуалах, чтобы ты не уснула? Вот ведь…

Бенетнаш любил здесь отдыхать. Он открыл это место не так давно, но успел оценить его по достоинству. Невероятных размеров мир, тяжелый и спокойный, как родная стихия этого Дракона. Здесь не было никого из тех, о ком всегда заботился его брат Мицар, ни единой живой души. Один только камень. Каменные равнины, горы и пропасти, каменные реки и водопады, каменные леса… В этом мире, окрашенном в графитово-серые тона, можно было увидеть вереницы причудливых изваяний, созданных временем и ветрами, ни на что не похожих и удивительно красивых. Здесь необозримые равнины, усеянные блестящими мелкими обсидиановыми осколками, были похожи на расстеленный мех, играющий на солнце. Плоскогорья, подобные гигантским лестницам, прорезали узкие извилистые ущелья, в которых ветер то насвистывал залихватские мелодии, то принимался гудеть торжественно и гулко, как орган. Высокие арки, устремляющиеся в черно-зеленое небо, выстраивались в длинные ряды, в уводящие неизвестно куда аллеи… Освещали все это молчащее великолепие два бледных серебряных светила, будто два немигающих глаза, лишенных всякого выражения, бесстрастные и невозмутимые.

… Что? Ну, это место изначально не для подобных тебе; впрочем, если бы ты была камнем, тебе бы там понравилось.

Бенетнаш всегда приходил сюда после ритуала — неважно, Открытия ли, или же Запечатывания. Приходил, чтобы побыть в молчаливом достоинстве родной стихии, поразмыслить о том, что ожидает тот мир, которому они оказали честь своим прикосновением. Он сжимал свое бестелесное тело до безопасного для каменного мира размера и усаживался на вершине одной из плоских гор, похожих на спилы каменных дерев, или вытягивался на дне гигантского каньона, или как сейчас — ложился на поверхность каменной реки и позволял ей нести себя, лениво покачиваясь на неспешно текущих округлых валунах.