Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов

А ведь не так давно он, такой спокойный сейчас, носился в легком воздухе Междумирья подобно раскаленному кристаллу горного хрусталя, выписывая ритуальные петли…

От начала времен мир, в который строились Врата, выбирал один из Драконов. Он наблюдал за ним, иногда не одно столетие, потом созывал своих собратьев и просил их помощи. Редко когда Драконы отказывали собрату, однако если такое случалось, тот никогда не держал обиды. Чаще всего Врата строили Зеленые Драконы, реже всего — Черные; к слову сказать, ваш мир избрал именно Черный. Если вся восьмерка соглашалась с тем, что избранный мир достоин быть открытым Мирозданию, проводился ритуал, о котором можно сказать очень немногое, да и то — с изрядной долей неуверенности в убогих человеческих словах. Начинал его выбравший — он двигался по одному ему понятному рисунку, оставляя за собой мерцающий шлейф. Вслед за ним начинали движение и другие Истинные Драконы; один за другим вступали они в это подобие танца с неимоверно сложными фигурами, разучивать которые приходилось сразу же во время премьеры. В финале они двигались один за другим, будто живая цепь, не имеющая ни начала, ни конца, где золото плавилось в ледяном пламени, а черные тени прорастали молодой травой. Восемь становились Одним — и в этот миг они обращались стрелой, летящей в самое сердце закрытого мира, проходили сквозь все тысячелетние наслоения отражений, пронзали их — так тонкая стальная игла прокалывает шелк. Одного этого мгновенного удара-укола было достаточно. Танец Драконов замедлялся, один за другим они покидали его; последним всегда уходил Черный.

…Бенетнаш перевернулся, погрузился в неспешный каменный поток, но даже такое движение казалось ему излишним. Дракон вынырнул и поднялся в воздух. Несколько минут полета — и он опустился на ровную площадку высоко в горах, откуда ему была видно бескрайняя равнина, монотонность которой прерывали редкие группы черных ониксовых изваяний, похожих на замерзшие водоросли, извилистые и тонкие. Дракон сел, сложил крылья, положил голову на прохладный камень и прикрыл глаза. Если бы кто-то сподобился увидеть его со стороны, то вряд ли отличил от таких же серых, бугрящихся выступами валунов, громоздящихся над пропастями.

И все же ритуал Открытия приносил им немалую радость, всем, даже невозмутимому Белому и ему, неподатливому и недоверчивому Серому. Чего никак нельзя сказать о ритуале Запечатывания.

Бенетнаш помнил, что когда его настиг тот самый призыв, он облетал окраинные миры. Этот зов не терпел отказа или промедления, повинуясь ему, Дракон изо всех сил устремлялся туда, где рвалась ткань Мироздания. Такое случалось, если в открытом Драконами мире принимал последнюю смерть бесцветный Мастер. Тогда то, что было материей, и светом, и огнем, и движением — все обращалось в темноту, пустоту и бессмысленность; мир будто выворачивался наизнанку и втягивал в себя все, до чего мог дотянуться. Если бы не Запечатывание, со временем такие ненасытные черные омуты (Бенетнаш, со слов одного из Мастеров, называл их прорвами) могли бы поглотить большую часть Мироздания.

А тогда дела обстояли хуже некуда — два открытых живых мира были расположены так близко, что боги одного могли запросто заглянуть в окна соседских божеств. И в одном из них Бесцветный сомкнул веки и не пожелал более новых пробуждений.

Никогда еще Драконы не проводили ритуал Запечатывания так отчаянно и поспешно — никому из них не хотелось быть свидетелями того, как пустота поглотит соседний мир, совсем еще молодой. Бенетнаш вспоминал, как метались в пространстве Золотой и Серебряный — так быстро, что шлейфы их переплелись подобием сетки, как сам он выстраивал на пути пустоты бастионы из осколков звезд, как обессилел и рухнул в глубины Междумирья Зеленый… Они успели спасти живой мир, остановили грозящую поглотить его бездну — но она успела подойти слишком близко. Черный Дракон, Адхара, высказал опасение, что в недобрый час богам пограничного мира может припасть охота заглянуть за возведенную Драконами стену. И когда это действительно случилось, он даже не удивился. Но все попытки богов оказывались безуспешными, пока не произошло нечто, чего не мог предвидеть никто.

Рождение новой звезды всегда сопровождается немалым потрясением Мироздания; но эта новорожденная своими содроганиями создала вибрацию такой силы и тональности, что стена, оберегавшая Обитаемый мир от поглощения, стала рушиться как песчаный замок во время прилива. Бенетнаш, разгонявший легкий воздух на окраине Мироздания, услышал не призыв — вопль Зеленого. Мицар звал собратьев, в голосе его были страдание и гнев. Серый спешил как мог, но прибыл последним, и его слово вопреки всем законам и обычаям, мешалось со словами Черного. Они нарушили тогда все, что могли — ритуал Запечатывания оказался похож на мелодию, сыгранную задом наперед, на дом, который начали строить с крыши. Но все же они успели, успели спасти хоть малую часть Обитаемого мира, драгоценного для них, как и все миры, наполненные жизнью.

… Вот так вы и оказались в западне. Здешние боги попытались однажды разрушить защищающие ваш мир стены, но не преуспели в этом. Спрашиваешь, откуда я об этом знаю? Ну, можно сказать, от близких друзей. Девочка, откуда столько недоверия в одном движении бровей? И после всего, что я для тебя сделал, ты еще смеешь мне не доверять?! В наказание я изгоняю тебя с моих коленей обратно на холодную крышу. Ничего-ничего, ты достаточно согрелась и вполне потерпишь до утра. В другой раз будешь повежливее.

Амариллис жила в Арр-Мурра вот уже около месяца. Первые дни она, как и предупреждал Гарм, почти все время спала; приходила, еле волоча ноги, на поляну, где играли дети, садилась рядом с мшанкой, и уже через полчаса тихо посапывала, уткнувшись носом в вышитую на шаммахитский манер подушку. Сны ее были легкими и пустыми, как рассохшиеся деревянные бадейки; иногда они оставляли по себе ощущение неявной тревоги, которая проходила, стоило Амариллис протереть глаза и увидеть бегающего неподалеку сына. Просыпалась она ближе к полудню, обедала и снова засыпала, рядом с детьми. После этого сна ей все же удавалось несколько часов пободрствовать, поиграть с Судри, поговорить с эллилом, немного походить по саду. А потом приходил вечер, ночь обрушивала на Проклятые Земли свой холодный черный занавес, и Амариллис вновь засыпала. Когда закончилась первая неделя такого времяпрепровождения, девушка спросила Чиро:

— Это что же, я так и буду чуть что, носом в подушку валиться? Сколько можно спать?

— Что, уже надоело? Я разумею, отдыхать надоело? — Чиро усмехнулся. — Я так и думал. Не переживай так, скоро отоспишься и все станет как прежде.