Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

- Да нет, корми его сам.

- Как знаешь. Мильтон, домой!

- Вот тетерь можно и освежиться, - сказал Жорка, извлекая откуда-то из травы вторую бутылку, - а то чёрт его знал, как сторгуемся.

- А не проще было послать его в задницу? – спросил Сакуров, принимая пузырь.

- Ага, тебе нужен геморрой с милицией?

- Неужели он…

- Да за милую душу.

Сакуров только развёл руками, потом выпил.

- Уф! Однако интеллигентный старичок.

- Это ещё почему?

- Ну, собаку назвал в честь английского поэта. Только, мне кажется, он неправильно ударение ставит.

- Правильно он его ставит, потому собаку свою он назвал не в честь английского поэта, вечная ему память…

Жорка приложился к бутылке.

- …А в честь наших ментов, каковые есть не только мусора, но и мильтоны тож…

Таскать брус через низину даже на тележке оказалось делом чрезвычайно трудным. Жорка с Сакуровым по очереди волокли тележку за ручку и по очереди толкали и придерживали одновременно брус сзади. Тем не менее, с задачей они справились почти в запланированные сроки. Другими словами: десять брусьев до двух часов с копейками ночи приятели доставили по назначению. Сакуров предложил Жорке поработать ещё часок-другой, но Жорка отказался.

- Сдохнем на хрен, - заявил он. – Давай лучше брус спрячем.

- Зачем? – удивился Сакуров.

- Да чтобы никто не видел, а то ещё настучат.

- Могут? – снова удивился Сакуров.

- Могут, - сказал Жорка, и они поволокли брус к Жорке в сад.

- Кто? – кряхтя, спросил Сакуров.

- Да любой, кроме Петьки и Семёныча.

- Ни хрена себе…

- Так, вот сюда… Перекурим?

- Давай. Кстати, ведь этот брус на выброс?

- Ну.

- Тогда какой резон закладывать, если он всё равно сгниёт? И какой резон из-за стыренного хлама хлопотать железнодорожникам с милицией?

- Закладывать резон такой, что брус нужен всем, но не всякий его на себе притащить может. Обидно?

- Не знаю…

- Ясно. Тебе и мне это по барабану, а тому же Виталию Иванычу – серпом по яйцам. А насчёт милицейских с железнодорожниками хлопот резон такой: раз нам нужен брус, который всё равно сгниёт на хрен, но который официально никому брать не разрешили, то мы его берём как бы незаконно. А раз незаконно, то любой мент или любой железнодорожник может напрячь нас за это на дополнительные пол-литра или бабки. Впрочем, чего я тебе объясняю? Что, у вас в Сухуми ментов не было?

- Да были…

Сакуров вспомнил сухумских ментов с мордами, как у бегемотов, но даже при всей своей к ним неприязни не мог представить, чтобы какой-нибудь из них опустился до возни с бедным человеком, стащившим полугнилую шпалу для нужд подсобного хозяйства.

- Ладно, давай прятать остальные, пока не утро…

До кровати Сакуров дополз без чего-то три. Кости ломило, башка казалась чужой, словно её одну обработали обезболивающим средством, позабыв об остальном теле. Мысли внутри головы бродили лёгкие и тяжёлые вперемешку и по очереди. И получалась примерно такая картина мыслительного процесса на фоне общей анестезии в плане разделения эмоциональных нагрузок и с учётом сбоя первоначально заведённой последовательности. То есть, сначала в голову засыпающего Сакурова приходила лёгкая мысль вроде: сейчас засну и отдохну. Но не успевала эйфория лёгкости, тянущаяся за лёгкой мыслью на манер шлейфа, наполнить своим целительным содержимым все закоулки сознания, как следом за первой мыслью ползла тяжёлая типа: завтра припрётся Семёныч ни свет - ни заря, чтобы задолго до прибытия обожаемых им пастухов начинать готовить торжественную встречу. Затем происходил закономерный сбой, и в голову, отпихиваясь друг от друга, лезли сразу две мысли. Одна лёгкая насчёт отменного качества Жоркиной самогонки, а другая насчёт жалости по поводу её «окончания», в силу чего с утра придётся освежаться той дрянью, которую нынче принято называть водкой. Конечно, пастухи могли привезти и свой самогон, но Сакуров пробовал местный продукт специального назначения и остался от него не в восторге.

- Эй, ты, чего молчишь, давно не виделись! – позвал Сакуров темноту, чувствуя, как мысли утрачивают логическую направленность и эмоциональную нагрузку, а боль натруженного тела уступает место безболезненной невесомости проникающего в сознание и мышцы сна.

В ответ в дальнем углу завозилось, засопело, зачесалось, но всё молча.

- Что, обиделся, что я про тебя проболтался? – предположил Сакуров то ли вслух, то ли мысленно.

- На вас обижаться, - проворчал Фома, - только зря стараться.

- Ну, ладно, хватит ворчать. Давай лучше потолкуем, а то я сейчас засну и…

- Что ж, потолкуем, - легко согласился Фома, проявив модную толерантность в деле прощения таких незначительных грехов, как болтливость и любопытство.

- Я вот тут думал на досуге, - начал Сакуров, - о различие между домовыми и злыднями. С твоих слов выходит, что вы подчиняетесь разным хозяевам, а я где-то слышал, что и те, и другие относятся к нечистой силе. Что скажешь?

- Где-то он слышал, - передразнил Фома. – Развелось толкователей со времён последнего творения… Насочиняли себе демонов с ангелами, напридумывали им чинов и носятся с ними. И этот туда же: слышал звон, да какой он?

- Ты, это, кончай кряхтеть, а то сейчас засну и – пошёл ты в жопу!

- Вот уж и в жопу, - примирительно молвил Фома, - и слова сказать нельзя.

- Ага, испугался? А то хорош эмиссар получается: самого послали со мной связь налаживать, а сам…

- Вообще-то, я хочу ходатайствовать об удалении тебя из списков обладателей духа первозданного.

- Это как? Это выходит дело, что для вас главнее какие-то списки, а не факт наличия самого духа первозданного?

- В нашем деле главнее всего дух буквы закона божьего в свете последнего решения небесной канцелярии при среднем архангеле.

Сакуров, услышав подобную галиматью, совсем не удивился. Единственно: на ум пришла мысль, что чем больше он треплется с этим домовым, тем меньше времени останется на сон.

- А как его звать, среднего архангела? – спросил Константин Матвеевич.

- Имён у всякого нашего архангела – тьма. И не в них суть.

- А в чём? И сколько их, ваших архангелов?

Будучи ревностным атеистом, Сакуров понятия не имел, сколько архангелов насчитывает христианская церковь. Тем более он не мог знать, какое их количество принято держать в «домовой» среде.

- Суть в осмыслении сути сущего под эгидой непреходящего противостояния чистого с нечистым, - популярно объяснил Фома, - а архангелов у нас трое.

- Ты, вообще, о какой вере толкуешь? – удивился Сакуров. – Я и то знаю, что архангелов больше (20).

- О вере пусть тебе попы толкуют, каковые есть порождения беса лукавого, а я тебе толкую о сущем.

- Угу. Если сущее – это, э, пространство вашего обитания, то как тогда называется территория нашего временного, я думаю, проживания?