Фред Саберхаген - Руки Геракла

Взяв один из круглых, золотистых плодов, Энкид сказал:

– Я бы не стал называть его яблоком, Гер. Если это и яблоко, то оно не похоже ни на один фрукт или овощ, какие я видел прежде.

– А я буду называть его яблоком, – ответил я, – пока не подыщу словечка получше.

Действительно, этот плод изо всех известных мне фруктов и овощей был больше всего похож именно на яблоко.

В ту ночь мы спали на борту «Небесной ладьи». Почти спокойное море ласково качало нас, относя от берега. Я дремал, чувствуя, что, наконец, сделал хоть какой-то настоящий шаг на пути выполнения моего великого подвига, и, проснувшись утром, я обнаружил, что каким-то образом во сне принял решение. Но если сны и сыграли в этом какую-то роль, то я их не помнил.

– Племянничек, мне кажется, что нам самое время навестить родной дом.

Прежде чем ответить, Энкид, готовый было нырнуть в воду, чтобы освежиться после сна, плюхнулся за борт. Когда он вынырнул, стряхивая с глаз мокрые волосы, я увидел, что он не слишком удивлен моим предложением.

– А как же владыка Гермес, дядя? Он же будет ждать рассказа о гигантах. Мы еще должны отвезти Дедалу кость морского чудовища. А еще яблоки. Наши заказчики пожелают их увидеть.

– Владыка Гермес спокойно найдет меня повсюду. Когда он будет готов, он отыщет нас где угодно – в Кадмее или еще где. Кроме того, он наверняка ушлет меня еще в какое-нибудь приключение, а я до того хочу побывать дома. Хочу повидаться с матерью.

Мы с Энкидом приняли решение и как могли четче представили себе Кадмею, положив руки на путеводный ларчик, но тут появился Гермес. Он возник прямо из воздуха и уселся на маленьком сиденье на корме.

Мы показали ему то, что нам удалось добыть, и рассказали о схватке с Антеем и ее исходе.

Гермес вместе с нами сошел на берег, чтобы посмотреть на тело, но когда я впервые указал ему это место, я подумал, что ошибся. Останки Антея теперь больше всего напоминали кучу земли, а не разлагающийся труп.

Вестник был весьма доволен и передал нам благодарность самого Зевса за нашу добычу. Он также избавил нас от ответственности за нее и сам понес все Дедалу.

Кроме яблок, наша добыча включала прядь волос Антея (самая человеческая часть его тела), кусочки его странной кожи и плоти. Я хотел поместить их в соль, чтобы сохранить во время долгого пути, но под рукой была только соленая морская вода, и в амфоре кожа и плоть вскоре превратились в обычную грязь. Я мог только надеяться, что они хоть на что-то сгодятся Дедалу и богам.

Гермес поблагодарил нас за наше открытие и доказательство того, что тайный план Зевса пока верен, – страшное оружие гигантов не действовало на меня.

Когда он собрался уже покинуть нас, он добавил к своим поздравлениям одно важное замечание:

– Твой истинный отец очень доволен тобой, Геракл.

Почти против воли я затрепетал от гордости, несмотря на всю свою злость.

Избавившись от ответственности за наши трофеи, мы сложили наши нехитрые пожитки в маленькой каюте «Небесной ладьи» и подняли паруса. Энкид сидел на корточках перед нактоузом, прижавшись лбом к путеводному ларчику из слоновой кости, направляя нас домой.

Курс, который выбрал для нас путеводный ларчик, оказался просто возвращением по тому же пути, по которому мы сюда прибыли. Сначала мы несколько тысяч миль или около того шли по открытому морю, описывая большую дугу. Потом по сложному, долгому пути по бесчисленным рекам и озерам – некоторые были широкими, другие узкими – и по каналу. Последнее было само по себе приключением, и в другой раз я об этом расскажу больше. Но подарок Гермеса до сих пор служил нам хорошо, и я доверял ему. Насколько я знаю, наш путеводный ларчик, прокладывая курс, избегал штормов и других опасностей.

Наконец мы вошли в большую реку, затем в ее приток, затем в приток притока, и вот наша лодка мягко причалила к берегу и остановилась. По моим оценкам, мы все еще находились более чем в сотне миль от нашего дома и родных.

Я ступил на берег, потянулся, закинул за спину суму с кое-какой едой и запасной парой сандалий, положил на плечо палицу и огляделся.

– Ну, что ж. Похоже, отсюда придется идти пешком.

– Хорошо, Гер. Но у меня ноги устали. Может, сумеем хоть часть пути проехать?

Мы оставили лодку неохотно, хотя решили, что она еще раз сможет стать незримой для чужих глаз и подождет нашего возвращения. Никаких бессмертных вестников перед нами не появилось, и наш дух-помощник, похоже, оставил нас. Пока боги вроде бы оставили меня в покое, по крайней мере на время, и теперь, после того как я только что добыл для них с великим трудом трофеи из логова гиганта, меня это почему-то раздражало.

Нам пришлось идти всего несколько миль. Там оказалась большая деревня, где мы смогли купить верблюдов. У нас были деньги и подарки от тех, кто хотел таким образом выразить нам свою признательность, потому мы купили двух животных, немного запасной одежды, и больше нам не пришлось идти пешком.

Наш путь, занявший еще несколько дней, привел нас к пределам Немеи, где среди пастбищ я убил льва – боги, как давно это было! Подсчитав месяцы, я понял, что прошло около года. Стада перегнали этим летом на другое пастбище, и Тарн с сотоварищами, если только они еще пасли стада, наверняка ушли следом за ними.

Чем ближе к дому, тем сильнее я жаждал увидеть знакомые места и людей. И все же когда мы с племянником снова увидели стены Кадмеи, лето было уже в полном разгаре. Издалека казалось, что в городе почти ничего не изменилось и что нас не было всего день.

Но вскоре мы обнаружили, что изменилось-то очень многое. Во-первых, моя слава опередила меня. Все, кто знал меня прежде, смотрели на меня совершенно по-другому. Некоторые были рады видеть меня, другие – нет.

Поначалу я мало обращал на это внимание, поскольку меня поразило нежданное известие о смерти моей матери.

Меня пытались об этом известить где-то шесть месяцев назад, но поскольку никто понятия не имел, где я, неудивительно, что я так ничего и не узнал. Я подумал, что Гермес-то уж мог бы мне об этом рассказать, но он молчал. А уж разговора с отцом я давно перестал ждать. Сейчас срок траура окончился, так что в смысле обрядности от меня мало чего требовалось. Так что свое горе я держал в душе.

Амфитрион приветствовал меня дома, как подобало, и я подумал, что он и вправду рад меня видеть, но, как всегда, нам мало что было сказать друг другу. Я больше не называл его отцом, но вел себя почтительно. Я думал, что он не заметил перемены. Он не стал меня спрашивать, что случилось с луком, его прощальным подарком мне, когда я отправился пасти стада. Возможно, он забыл о нем.

Ификл, мой старший брат по матери, которому сейчас было уже за тридцать, встретился с Энкидом в день нашего возвращения и с удивлением отметил, как вырос его сын.