Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

И они шли. Порой просто жгли суда и расстреливали экипажи, порой вступали в бой с теми, кто все-таки отчалил. Но даже такие кратковременные схватки не представляли опасности - ни одно алкское судно не могло противостоять "Основателю", самое большее, что успели всего пара кораблей - протаранить ближайшую малую галеру. Казалось, весь алкский флот погибнет быстро и страшно, не вступив по-настоящему в бой. Но тут, почти неслышный за ревом пожара, раздался короткий скрип и грохот пришедшего в движение требюше.

Алки поторопились. Двигайся "Основатель" со скоростью обычной галеры, "зажигалка" упала бы чуть в стороне: сколенский флагман успел бы отвернуть от пылающего на воде огня. Но "Основатель", опасаясь именно береговых катапульт, шел и на веслах, отчего как бы поднырнул под снаряд. Фонтан огня встал в носовой части палубы. Пламя хлынуло во все стороны, накрывая лучников и матросов, взбегая вверх по вантам и мачтам, затекая в трюм. Отброшенная взрывом тележка со снарядом для бортовой катапульты опрокинулась, и из расколотого глиняного сосуда хлынула новая волна огня.

Полуослепший, обожженный, оглушенный Бреглен еще кричал: "Всем огонь по катапультам!". Сколенцы успели разрядить еще две катапульты, и там, откуда прилетел зажигательный снаряд, все вспыхнуло - когда ожило второе требюше, и еще один снаряд полетел в обреченное судно. В этот раз артиллеристам повезло больше: шесть пудов горючей смеси в новом снаряде разорвались прямо в снарядной камере, и огненный фонтан взвился выше грот-мачты.

Когда взрыв отгремел, "Основатель", переживший свое время, превратился в дрейфующий плавучий костер. Ничего живого на судне, естественно, уже не было. Одно чудо старосколенской техники спалило второе. Недолго оставалось жить и захваченной алками метательной машине, зажигательные стрелы делали свое дело.

Командование принял командующий Столичной эскадрой, шедший на задней галере. Он видел, что стрельба с берега все усиливается, лучники врага стреляют по остальным галерам "зажигалками", и какие-то суда из разгромленной, вроде бы, гавани, вдруг ожили и, протаранив стену огня, двинулись навстречу. Он не видел, сколько кораблей потерял враг, зато сколенский флот потерял уже четыре корабля, не считая бывшего флагмана, еще пяток были повреждены. Решив не искушать судьбу, новый адмирал приказал отходить.

Когда погасили пожары, алкский адмирал не досчитался тридцати семи боевых галер и восемнадцати грузовых барж. Но одиннадцать кораблей и двенадцать барж у него остались - на этих судах алки, сняв осаду, покинули Хэйгар. Они шли вослед остальному флоту вторжения. А двадцать боевых и тридцать грузовых кораблей этого флота, обогнув Сколен у самого побережья, счастливо разминулись с осиротевшим флотом Империи и проскочили в устье Эмбры. Несколько дней на веслах и парусах они поднимались по великой реке, в Новом Энгольде соединились с герцогскими кораблями - и вышли к берегу напротив столицы в назначенный им срок. И высаживались, захватывая припортовые кварталы, алкские морские пехотинцы, а потом яростно рубились с подходящими верхними сколенцами, удерживая плацдармы.

Бреглен победил в бою - но его победа оказалась напрасной. А алкские флотоводцы умудрились обратить поражение в победу. Другое дело, что от действий флота уже ничего не зависело.

Потому что сам Амори - опоздал.

И пришел день десятый, его совсем не торопилась сменить ночь одиннадцатая. Морресту начинало казаться, что время, пойманное решившим пошутить Стиглоном в "беличье колесо", кружится на месте. Засада, атака, отход (из разнообразия, возможно, с новыми засадами), привал, выход на дорогу, снова засада... И далее по списку. А конца алкам все не предвиделось, они так же тупо перли вперед, невзирая на потери, задержки, неудачные попытки вести ту же войну. Неужели их всего-то четыре тысячи, по земным меркам что-то вроде бригады?!

Алки не знали местности, это была чужая земля. Разумеется, они пытались найти проводников. Угрожали, брали в заложники родных, беспощадно казнили не справившихся на глазах у новичков. Но деревни неизменно встречали алков девственной пустотой, а если кто-то там и оставался, так, похоже, с заданием навредить завоевателям. Пару раз, слышал Моррест от "языков", в болотах сгинули отборные отряды. С тех пор алки не пытаются пролезть в обход и окружить войско Империи.

Само оно поднималось без прежней легкости - уже больше недели заполнены изматывающими марш-бросками, тяжелыми боями, отступлением. Потери тоже впечатляли: с ранеными, оставленными на попечение деревенских, они достигли трехсот человек. Были и пленные, и дезертиры, и пропавшие без вести... Другое дело, алки потеряли гораздо больше, и в отличие от сколенцев им негде пополнить войско. А ведь каждая засада была риском: Амори быстро учился и не попадал дважды в одну ловушку. Пока Морреста выручали прочитанные книги, пусть малая, но часть военного опыта его мира. Мир, где отгремело две общечеловеческие бойни, по этой части далеко превосходил мир племенных дружин и крестьянских ополчений. Но Моррест знал: стоит раз ошибиться, промедлить с отходом или перекрыть не все нужные дороги - и все войско исчезнет с лица земли. Вряд ли после таких потерь алки будут брать пленных.

Хорошо и спокойно было только Оле Мертвецу. Пока не кончилось спиртное, принца вообще ничего не интересовало. А Ирмина тревожилась, и тревога ее, уже понял Моррест, касалась только одного человека - его самого.

- Береги себя, - шептали губы женщины, а руки затягивали очередной ремешок доспехов. Рабыня сира коннетабля не могла не знать, как это делается: за незнание тут же можно было получить плеткой. - И возвращайся с победой.

И вновь Моррест с трудом подавлял желание ее поцеловать. Удивительно, он ведь чуть из-за нее не погиб, чуть не погибла Эвинна - но стоило бывшей рабыне снова попасться на его пути - и она почти заняла в душе былое место.

- Амори сделает все, чтобы нас уничтожить, - честно предупредил он. - А что в столице, я не знаю. Может, Император отказался призвать Эвинну на помощь, а она сама не может ничего сделать. И тогда... тогда все окажется напрасным - Лакхни, Фарли, бои на дороге...

- Ты не должен об этом думать, - произнесла Ирмина.

- А о чем?

- О победе. О Сколене. Об Эвинне. А обо мне не думай, я уж сама как-нибудь. А пока все равно нечего делать - давай я лучше тебе спою.

- Может, не надо, а?

- Вот изменять любимой - и правда не дело, - назидательно произнесла Ирмина. - Империю предавать - тоже. А песню петь - можно.

На этот раз Ирмина не аккомпанировала себе, тем более не танцевала. Да и песня была такая, что это выглядело бы кощунством. Зато голос у девчонки оказался что надо. Сильный, чистый, уверенный.