Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

- Твоих благородных мы на кол сажали, - сплюнул усатый. - Руки вверх, я сказал! Борхель, обыщи ... алкского.

Грузный, явно в летах, мужичок несмело подошел к Амори. Но рука короля уже змеей метнулась к ножнам. Свист стального лезвия, выносимого из ножен сменился хряском удара и тупым стуком падающего тела. Голова упала в отдалении от остального мяса. Напарник Борхеля метнулся к Амори, метя опустить королю на голову огромную секиру. Удар был силен - но размашист, а потому слишком медлен. Будто цепом бьет, подумал Амори, несмотря на больную ногу уходя от удара. Боль снова раскаленным шилом пронзила ногу. Но секира, свистнув перед грудью Амори, уже ушла в сторону, всем своим весом разворачивая рубаку боком к Амори. Выпад! Ага, из распоротого бока на ноги брызгает кровь. И в добой - кинжалом в левой руке - в печень. Забить по самую крестовину, а потом еще и повернуть. Теперь - десятник. Но сперва - лучник за его спиной, вознамерившийся всадить ему стрелу в брюхо. Жаль ножа, но ничего, есть еще стилет... Амори метнул оружие за миг до того, как лучник отпустил тетиву. Вскрик - и парень валится, захлебываясь кровью: из горла торчит рукоять ножа. А вот десятник - ловок, сука, ловок, сразу видно настоящего. Не очень изобретательно, зато надежно парировал выпад короля, и одновременно ударил ногой - прямо по той, больной. Амори захрипел от боли, валясь на труп убитого сколенца. Десятник занес над головой Амори окровавленный меч. Когда успел?

Короткий, страшный посвист стрелы, негромкий вскрик - и десятник валится носом в развороченные ребра Карро. Вокруг как из-под земли появились алкские пехотинцы, быстро и безжалостно работая копьями и мечами, а один - луком. Впрочем, лучник прожил совсем недолго. Прилетевшая из темноты стрела вошла точно в глаз, брызнула кровь - и воин рухнул между камней, раскинув руки. Но остальные и Амори уже прикрылись щитами, в которые то и дело с глухим стуком били стрелы.

- Ваше величество, вы не ранены?

- Плевать! - зло прохрипел король. - Молодцы, успели. Где наши, сколько нападающих?!

...Они поспели как раз вовремя. Еще бы парочка минут промедления - и там, где прокатились, оставив размозженные тела в изодранных кольчугах, огромные глыбы, а потом славно поработали бронебойные стрелы, их накрыло бы половодье атакующих сколенцев. Вообще вражеских пехотинцев было немного, наверное, сотни две - но они атаковали, когда алки еще не успели оправиться от шока, вызванного обстрелом и камнепадом. А лучники продолжали стрелять со склонов, озаренные пламенем факелов алки в ущелье были видны как на ладони. И нельзя погасить факелы, потому что тогда десятки, сотни и роты бы перемешаются, и тогда войско окончательно превратится в толпу. Сколенские пехотинцы едва ли не кубарем скатились со склонов, соединились, добивая замешкавшихся алков из головной сотни - и набросились на главные силы. С лязгом и треском копья ударили в щиты, потом пришел черед столкнувшихся мечей - и седловина наполнилась лязгом стали, воплями ярости и боли, стонами умирающих. Увы, по большей части - алков.

Глядя, как сколенцы медленно, но верно перемалывают его пехоту, Амори до хруста стиснул зубы. Это было хуже, чем в Кровавых Топях, там он хоть знал, что в лесу дожидаются своего часа двести рыцарей. Здесь шедшая в голове колонны сотня рыцарей угодила под лавину камней. Почти все кони и половина рыцарей сразу погибли или были изувечены - что, впрочем, тоже означало смерть: разъяренные сколенцы их просто перерезали. Немногие уцелевшие дрались в пешем строю. От следующей за рыцарями пешей сотни тоже осталось немного - именно ее атаковали с двух сторон главные силы нападающих, когда она еще не успела построиться, кто успел выхватить мечи, дорого продали свои жизни, но таких оказалось до обидного мало. Теперь вторая сотня пехотинцев отчаянно отбивалась от врага. И еще, Амори готов был поклясться, то же самое случилось сзади. Остальные, зажатые между колючих зарослей, оказались не у дел и могли только скрежетать зубами, да прикрываться щитами от летящих со склонов стрел.

- Браво, летописец, - буркнул Амори, уложенный на повозку. Сапог никак не слезал с опухшей и посиневшей ноги - пока непреклонный отставной пехотинец, нынче служивший лекарем, не разрезал его кинжалом. "Драться могу?" - спросил тогда король. "Шутите, ваше величество? - махнул лапищей прямолинейный ветеран. - Похоже, закрытый перелом, и еще вывих стопы и смещение кости. Первые-то минуты еще можно стоять и даже ходить, а теперь все. Месяц не вставать, и еще столько же беречь ногу! А лубки не снимать ни в коем случае" - Браво... Научил на свою голову... Или я, или эта сколенская девка...

- Что, вашество? - ветеран-то, видать, не обучен придворному этикету, болтает с королем, как с равным. Он имеет право: такие ветераны и выиграли для него все сражения. Вот Эленбейна в Алкрифе за такие вольности уже тащили бы в застенок.

- Ловко нас подкараулили, свиньи...

- Вашество, вот и мы так, ..., думаем. Но до сих пор вы же справлялись, неужто сейчас этих ... в ... не ...?

- До сих пор мне попадались или храбрые рубаки и больше ничего, или вообще ничтожества, - не стал скрывать правду Амори.

Противник безупречно поймал полк в засаду, а он даже не знает, где идет бой. Адъютант остался под огромной, сбившей его с седла и размазавшей о землю глыбой. Как и командир рыцарей, и командир головной роты, и многие другие. Управление войском нарушено, алки зажаты в теснине, где ничего не значит их численный перевес - а проклятые сколенцы методично уничтожают их, как... вот именно, как пламя - подожженную с обоих концов веревку. Соплеменник Михалиса все рассчитал точно. Может, он даже знал, что полком командует сам алкский король - и хладнокровно решил обезглавить всю армию.

- А этот... Чую: ждут нас тут неожиданности... Да хватит с моей ногой возиться! Скажи, пусть кто-то сходит в хвост колонны, выяснит, как там. Похоже, они и там напали...

- Есть, ваше величество!

Нет ничего хуже, чем лежать под заботливо уложенными щитами, на повозке, слушая свист и стук стрел в дерево, близкий лязг мечей, стоны, мат и предсмертный хрип. И не имея возможности подняться, выдвинуться в первые ряды, чтобы самому осмотреть поле боя и принять решение, остановить панику и вдохновить сражающихся. Остается лежать под щитами, пытаясь по звукам определить, что происходит.

Вроде так: сколенцы напали на головные и замыкающие части, он бы на месте Морреста еще раздробил колонну и отсек обоз - но у него тут не больше пятисот воинов, на все сразу сил может и не хватить. Похоже, он итак допустил ошибку, разделив силы надвое. Если выставить в голове колонны заслон, а главные силы повести на прорыв назад, они могут вырваться из ловушки, а на равнине сзади они снова будут в преимуществе, и тогда посмотрим, кто кого... Конечно, теперь о штурме крепости не может быть и речи. Да и вообще, потрепанное войско лучше отвести на тот берег. Но для этого надо еще прорваться. А чтобы прорваться... Чтобы прорваться, воины должны видеть, что их король жив и не сломлен.