Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

На излете лета она благополучно выбралась из земли кетадринов, расслабилась, думая, что пронесло и скоро она окажется в Сколене. Какое там! Легче было бы рискнуть и попытаться проскочить через земли баркнеев - но Эвинна слишком плохо знала северные края, а спросить было не у кого. Свернула раньше времени, ошиблась перевалом - и вот она совсем на другой дороге, а чтобы вернуться на Баркнейский тракт, придется возвращаться обратно.

Девушка отклонилась далеко к западу и, войдя в земли Верхних, а потом Нижних Кенсов, вынуждена была переплывать холодный и бурный Кенсорт, в котором едва не утонула. Потом, уже в пору осенних дождей и первых метелей, она миновала Росную долину и стала карабкаться на Кенсийский хребет. Последний его отрог и предстоит теперь перейти. Она знала: дальше гор не было, только поросшие лесом холмы. За перевалом начинался Сколен: самая северная часть страны, столь бесплодная, что там не селились даже беглецы от алков. Сейчас для нее не было края милее, и до этого рая на земле оставалось всего несколько тысяч шагов. Вот только каждый из них стоит, наверное, прежнего дневного перехода. Превозмогая боль в обмороженных ногах, кашель и слабость, Эвинна шагнула вверх по склону. Лед под разорванными подошвами обжег холодом, нога скользнула, девушка неуклюже повалилась в сугроб. Так не пойдет. Придется ползти.

Ползти оказалось легче. Подтянуть ногу - и, опираясь на руки, толкнуть тело по снежной целине дальше. Теперь лицо обжигало лютым холодом сугроба, но все-таки так было сподручнее. Потом, не давая себе передохнуть и собраться с мыслями, следующий рывок. Если хоть ненадолго остановиться, догадывалась Эвинна, она больше не заставит повиноваться окоченевшие руки и ноги. Провалится в сон - не сон даже, черное беспамятство, обещающее стать вечным. Мало ли она видела замерзших на перевалах бродяг? Их обледенелые трупы по весне оттаивают и становятся добычей коршунов и шакалов, а кости многие годы "украшают" перевалы.

Но с каждым... шагом? Нет, ползком вверх становилось все труднее. Этот последний перевал не случайно называли Смертным: высокогорный разреженный воздух, казалось, высасывал из нее силы. Легкие ходили ходуном, но никак не могли набрать достаточно воздуха. Эвинна задыхалась, как вытащенная из воды рыба, глаза слезились от неистово яркого света. Кто сказал, что свет всегда благо, а тьма - зло? Когда глаза исходят леденящими лицо слезами, а солнце и снега ослепительно сияют, о ночи начинаешь мечтать. Или хотя бы о появлении спасительных облаков - но они остались далеко внизу.

Заснеженная тропа ведет все выше, словно дорога в сады Справедливого Стиглона. Там Он свершит посмертный суд, и каждому воздаст должное. Чем-то Он воздаст ей, не сумевшей совершить ничего из предначертанного Богами женщине - ни соблюсти свою честь, ни выйти замуж, ни родить и вырастить детей? Ее уделом было рабство у "людей в шкурах" - она отказалась и от такой судьбы. С какой стороны не посмотри - грешница, восставшая против воли Богов, проклятая и на том свете, и на этом. Позор своего отца и своей матери. "Как хорошо бы было, не выкупи меня Нэтак!" Одна ночь мучений и издевательств, зато потом - все. Благодаря Нэтаку эта ночь растянулась четыре года.

Тогда зачем она надрывается, из последних сил карабкаясь к небесам? Не лучше ли остаться прямо здесь, закрыть почти ослепшие от света глаза и умереть? Все близкие мертвы. Мертв и их убийца Тьерри, месть свершена. Хоть один долг она в жизни выполнила. Больше, видимо, не суждено.

В голове пронеслись отшумевшие события недолгой жизни. Вот они с мамой - тогда еще живой, прекрасной, потому что любит и любима. Она держит дочь на коленях, костяным гребнем расчесывает спутанные волосы. Негромко напевает колыбельную. "Будут волосы огненною волной..." Воспоминание обожгло, как тот железный прут, которым ей выжигали клеймо. В сознании Эвинны оно имело продолжение - кетадринская песня, в которой воспевался древний герой. Временами Эвинна пыталась петь ее по-сколенски, чтобы хоть от самой себя слышать родную речь. Сколенские слова на диво легко легли на мотив. Но если еще немного изменить слова, чтобы они звучали как бы от ее имени...

Эвинна все-таки сбилась с ритма, замерла посреди огромного сугроба, наконец-то скрывшего ее глаза от безжалостного солнца. Может, и Боги дали ей уцелеть, когда погибли все близкие, выжить на Севере, а потом бежать из неволи, не просто так? Пройти весь путь, не попавшись ни погоне, ни разбойникам и работорговцам... Это же почти невозможно! Значит, что-то осталось в ее жизни несделанного. Не для себя самой, самой-то что еще нужно? Для Сколена!

Эвинна пробила головой сугроб. Дальше склон не поднимался, с площадки, с которой ветер сдул почти весь снег, дорога начинала спускаться. Сначала едва заметно, потом все круче и круче. Эвинне открылись невиданные заснеженные дали, такие широкие, что захватывало дух. Далеко внизу виднелись леса и поля, черные прожилки незамерзающих речушек. Внизу проплывали и облака: было так необычно видеть их на фоне земли... Там была свобода. Там был Сколен...

Впервые в жизни Эвинна осознала, как далеко раскинулась родная страна, как широки ее поля, как обширны ее леса и полноводны ее реки. Это ее страна. Ее и других сколенцев, все эти годы она властно звала заброшенную на чужбину девчонку, и зов, наконец, был услышан. Эвинна преодолела несчетные испытания и опасности, чтобы вот так лежать на ледяном снегу и глядеть на свою землю. Скорее, скорее вниз! Ее заждался Сколен!

Но ее земля была в плену. В рабстве. В позоре и унижении. Как еще полгода назад она сама. Ее землю топчут и насилуют безжалостные чужаки - как еще недавно топтали и насиловали ее саму. Растерзанная, оскверненная земля взывает к мести и каре насильников. И если мужчины погибли в Кровавых топях, не сумев отстоять честь родины - этот долг всей непомерной тяжестью падает на выживших. На нее.