Ольга Родионова - Мой ангел Крысолов

— Алиса!.. — Умник покраснел. — Ты себя со стороны слышишь?..

— Я не хочу, чтобы тебя убили! — закричала Алиса. — Я боюсь за тебя! Я не хочу, чтобы ты, как Подорожник… Ты и так весь покусанный…

— Замолчи, — сказал Умник твердо. — Я тоже боюсь, я же не Крысолов какой-нибудь. Но ты все равно не имеешь права говорить Тритону такие вещи. Нам, так или иначе, придется еще повоевать — рано или поздно нас тут обнаружат. Горожане-то, допустим, не найдут — завеса помешает, а вот песчаники — запросто. Удивительно, что они до сих пор до нас не добрались.

— Песчаники празднуют победу, — с отвращением сказал Кудряш. — Я, когда сюда шел, несколько раз слышал их радостные вопли. Они уже, похоже, всех своих союзников-горожан перекусали — пьяные в дым. Эта их Дагмара хохочет — по всему замку слышно.

— А где Тот? — задумчиво спросил Речник. — Отдыхает в моем кабинете?.. Вообще-то, на него это похоже. Он никогда самолично не принимает участия в развлечениях песчаников. Всегда появляется в конце с большой помпой, и песчаные отродья тут же принимаются, как верные псы, вилять хвостами и лизать его сапоги. Горожане уверяют, что у Тота нет сердца, таким, дескать, уродился. Не знаю, как насчет сердца, но, судя по всему, Тот абсолютно лишен человеческих эмоций. Возможно, поэтому он и внушает такой ужас. Не знаю.

— А может, пока он там один, — подал голос Ежи, — мы его и… А?

— Давайте-ка сначала посмотрим, кто у нас есть из бойцов, — решительно сказал Корабельник, сдвигая темные брови. — Девушек не считаем…

— Меня считаем, — быстро перебила Нета. — Я стреляю лучше вас, Учитель.

— Там не придется стрелять, — отрезал Корабельник. — Не зли меня, Нета.

— Хорошо, не буду, — Нета отвернулась.

— Я, — Корабельник загибал пальцы, — Речник, Умник, Тритон, Ежи, Лей…

— Мы с Айденом с вами, если позволите, — вмешался капитан. — У меня богатый опыт, а братишка крепкий малый.

— Хорошо, — Корабельник учтиво кивнул. — Спасибо, сэр Макс, я в вас не сомневался.

— Меня не забудьте! — Кудряш тряхнул лохматой головой. — Я уже отдохнул.

— Ты же умираешь с голоду? — язвительно напомнил Корабельник.

Кудряш смущенно усмехнулся.

— Потерплю. Голодать полезно.

— Еще вопрос, Учитель, — Жюли робко подняла руку. — Что делать с крысами?.. Вы, Лей, сэр Макс, Тритон и Ежи могут лететь. А остальные?..

Отродья переглянулись.

— Я пройду, — сказал Кудряш. — Один раз прошел, и еще раз смогу. И Айдена с Речником проведу. Не сомневайтесь. — Он подумал и добавил: — Ну… если, конечно, они пойдут достаточно быстро.

— Ты имеешь в виду — бегом-бегом? — уточнил Айден.

— Ну, примерно, — согласился Кудряш. — Я не очень хорошо справляюсь с крысами. Мне волки как-то ближе. Так что придется беречь пятки.

Речнику, похоже, эта идея не слишком понравилась, но другого выхода все равно не было.

— Хорошо, — сказал он. — Мы идем… ммм… бегом-бегом в мой кабинет, уничтожаем или берем в плен Тота и тех, кто там окажется вместе с ним, потом я открываю пассаж, часть уходит в него, часть возвращается за ранеными и девушками. По-моему, за неимением ничего другого, и этот план неплох. Пассаж выведет нас на городское кладбище. Мэгги знает этот путь — они принесли по нему Тритона… в ту ночь. Но что мы будем делать дальше?

— А дальше мы поднимаем паруса на «Недотроге Молли» и плывем, куда захотим, свободные как ветер, — предложил сэр Макс. — Я считаю, что это самое правильное развитие событий.

— Вы забыли о Крысолове, — мрачно сказал Корабельник.

— Тутти!

Тот обернулся. Предвечерний свет, падавший из окна, не достигал углов кабинета, и он различил только смутный силуэт возле высокого резного шкафа, наполненного старыми, еще допровальными, книгами. Но главарь песчаников, и не видя, знал, кто это.

— Рада, — сказал он устало. — Зачем ты пришла?

— Я больше не уйду, — сказала она голосом, звенящим от злых слез. — Я тебя не отдам. Я выросла!

В три огромных летящих шага он оказался рядом с ней — она едва доставала ему до плеча.

— Это ты называешь — выросла? — Тот усмехнулся и осторожно потрогал ее пышные кудри, покрывающие плечи и спускающиеся ниже талии. — Волосы отросли, это я вижу.

Этот жест как будто разорвал липкую паутину, мешавшую им коснуться друг друга.

Рада молча повисла у него на шее, и он некоторое время просто держал ее, бережно прижимая к себе.

— Поцелуй меня, Тутти, — дрожащим голосом проговорила она ему в ухо.

Тот опустил ее в кресло и осторожно разжал ее руки у себя на шее.

— Я не могу.

— Не хочешь?

— Не могу.

— Почему?

— Я…

Он отошел к окну и стал смотреть в небо, в котором темно-сизые, как голубиное крыло, вечерние облака были уже подцвечены снизу алыми мазками заката.

— Тутти?..

— Тутти умер, Рада.

— Но ведь ты жив?

Она выбралась из кресла и подошла к нему, не обращая внимания на крыс, обнюхивающих ее босые ноги.

— Я Тот.

— Дурацкое имя.

Он пожал плечами, не поворачиваясь к ней.

— Какое уж есть…

— Можно, я зажгу свечи? Тут темно. И крысы все время шмыгают по полу.

— Зажги, но со светом будет только хуже.

Рада подошла к столу и повозилась там, отыскивая серные спички.

— В золотой коробочке справа, — Тот по-прежнему не оборачивался.

— Нашла…

Колеблющийся свет озарил кабинет, и крысы подняли морды, недовольно поводя усами. Огоньки трех свечей в серебряном канделябре многократно отражались в черных бусинках глаз, и казалось, что в комнате горит много-много крохотных свечек, тут и там расставленных по полу. Большое зеркало в тяжелой оловянной раме удваивало свет и тени, Рада в нем казалась маленькой девочкой. Она бросила взгляд в зеркало и машинально одернула лохмотья, в которые после битвы на стенах превратилась ее юбка.

— Ой, какая я замарашка… Ты только посмотри на меня!

Он все равно не оглянулся.

— Ну, что такое, Тутти?.. Ты не хочешь на меня смотреть? Иди сюда!

— Рада… Скажи мне… Я красивый? Такой же, каким был? Я не изменился?

Она улыбнулась — широко и радостно.

— Ты совсем не изменился. Даже, кажется, стал еще красивее. Разве ты сам не знаешь?

— Нет. Не знаю.

— Так посмотри в зеркало!

Тот вдруг обернулся так резко, что Рада испугалась. Его искаженное лицо приблизилось к ней, он схватил ее за руку, больно стиснул запястье и грубо подтащил замершую от страха девушку к зеркалу.

— Смотри!

Она взглянула. В темной поверхности отражался тяжелый дубовый стол, заваленный бумагами и перьями, серебряный канделябр с тремя горящими свечами, кресло с высокой резной спинкой, кожаный подлокотник, кусочек шкафа, темно-алый с серым и черным ронанский ковер, каменные плиты пола, множество крыс по углам, колеблющиеся тени, она сама, босая и растерянная… Тота в зеркале не было.