Ольга Родионова - Мой ангел Крысолов

Рада недоуменно оглянулась. Он стоял рядом, очень бледный в своем черном наряде, и с отсутствующим видом смотрел в зеркальное стекло. Но не отражался в нем.

— Сначала… в первые несколько дней… недель… когда я очнулся… в зеркалах был мертвец, — сказал он глухо. — Я боялся смотреть, и все равно каждый раз заглядывал в зеркальце, которое возила с собой Дагмара. Каждый день лицо мальчишки в этом круглом зеркальце изменялось — оно становилось все более мертвым. Знаешь, этот восковой зеленоватый оттенок… провалившиеся глазницы… Потом с него стала сползать кожа…

Рада засунула в рот сжатый кулак, чтобы не закричать. В ее широко открытых глазах застыл ужас.

— Потом… у него отвалился нос. Глаза вытекли. Черви…

— Замолчи!..

Рада бросилась к нему и обхватила двумя руками, зажмурилась, замотала головой.

— Замолчи, замолчи!.. Бедный мой… Бедный…

— Потом это был череп. Просто череп. Он даже перестал меня пугать… Наверное, я привык.

Рада заплакала.

— Не плачь. Все уже давно кончено. Я много лет не вижу никакого отражения в зеркалах.

— Я тебя люблю, — сказала она сквозь слезы, всхлипнула и вытерла нос кулаком. — Я тебя люблю, Тутти, люблю, не прогоняй меня… о господи, это я во всем виновата! Если бы я тогда схватила тебя, уцепилась, держала двумя руками — вот так! — волоклась бы за тобой по земле, орала, дралась, кусалась… Если бы я тогда отлупила тебя палкой, Тутти, если утопила бы тебя, а потом вытащила, но только чтобы ты как следует нахлебался морской воды и остыл… Если бы я не пустила тебя на площадь… Бедный мой, в каком ужасе ты жил…

— Глупости. Женщина не может удержать мужчину насильно.

— Ты был мальчишка!.. Что она тебе сделала? Что?..

Тот пожал плечами.

— Я был бутылкой… сначала. Знаешь, что это такое? Ну вот. Когда я очнулся, мы были уже очень далеко от нашего города, от моря… Я пытался вспомнить, что же со мной случилось. И не мог. Все покрывала какая-то черно-красная пелена. Мне даже сны не снились… Сначала.

— Но ведь потом ты вспомнил? — спросила Рада, с надеждой заглядывая ему в глаза. — Ведь вспомнил же?..

— Потом было уже неважно, — произнес он с трудом и приложил руку к груди. — Извини… мне нужно сесть…

Рада в ужасе смотрела, как он опускается в кресло. На его высоком чистом лбу выступили крупные капли пота. Тот рванул ворот белой рубахи, как будто ему было нечем дышать.

— Что с тобой? — спросила Рада жалобно. — Что у тебя болит?.. Тутти?.. Это сердце? Скажи мне, это сердце? Давай, я полечу, я почти умею, мне Нета показывала, как…

— У него нет сердца!

Рада обернулась.

В дверях стояла Дагмара, высокая, гибкая, запредельно красивая. Она улыбалась, но ее голос был холоден, как лед.

— Ты опоздала лет на десять. Он давно мой.

Рада сжала кулаки, ее синие глаза метнули молнии.

— Он никогда не был твоим!

— Идиотка.

Дагмара спокойно приблизилась к ней, красивые губы изогнулись в презрительной гримасе.

— Он давно мой, — повторила она, — и останется моим, потому что ты сейчас умрешь.

— Дагмара!.. — Тот с трудом приподнялся и поднял руку, как будто пытаясь оттолкнуть свою гарду. — Дагмара, нет!..

— Не бойся. — Вампирша посмотрела на него пустыми холодными глазами. — Я ее не укушу. Сначала хотела… Было бы забавно пить из нее вместе, вдвоем. Но теперь я передумала. Она мне противна, я брезгую ее кровью. Поэтому я ее просто убью.

Рада не поняла, что именно так сильно толкнуло ее в грудь, что она упала, отброшенная далеко от кресла. Крысы кинулись в разные стороны с паническим писком. В кабинете резко запахло порохом.

— Рада! Подожди… — Тот, задыхаясь, встал, выпрямился, сделал два шага и упал. Белокурая голова глухо стукнулась о ковер.

Дагмара швырнула пистолет в угол и вышла, по дороге бросив взгляд в зеркало, чтобы поправить волосы. В зеркале отражался морской берег. Неспешные волны набегали на песок. Недалеко от кромки прибоя лежали, обнявшись, двое детей — девочка и мальчик.

Над дюнами взошла луна. Она висела низко — круглая и желтовато-красная, как перед ветренной погодой. Но сейчас в дюнах было тихо. Даже сухие стебли травы не качались, даже пения сверчков не было слышно. Только тихий мелодичный свист — по дюнам шел Крысолов, беспечно насвистывал странный мотивчик, помахивал сорванным стеблем. Его высокие сапоги были в пыли, сюртук распахнут — ночь была довольно теплой, что редкость в этих широтах.

Легкое облако на несколько мгновений закрыло луну, а когда оно сползло, Крысолов увидел впереди на гребне дюны неподвижную фигуру в бесформенном плаще и надвинутом капюшоне. Впрочем, он почуял чужое присутствие еще раньше, и сейчас только улыбнулся нарочитой эффектности этой встречи.

Он перестал свистеть и сказал:

— Здорово, Сэм.

— Здравствуй, Ной, — ответил Оракул.

— Давненько не виделись, — Крысолов, продолжая улыбаться, бросил стебель и скрестил руки на груди. — Что скажешь, Слепой?

— В городе плохо, Ной. Детишки шастают по ночам, пугая прохожих. Люди сидят по домам, корабли спешно отчаливают, не дожидаясь конца карнавала. Крысы ушли из города, а детишкам требуется свежая кровь, понимаешь? Они давно уже передавили всех кур и всех собак, и теперь… за прошлую ночь в Бреле внезапно умерло сто двадцать младенцев обоего пола.

Крысолов пожал плечами.

— Разве я виноват, что приречные отродья позволили красноглазым хозяйничать в Бреле и наплодить свое адское потомство? Я сделал что мог — крысы долго служили бутылочками для детишек. Но Тот повел крыс воевать с Речником, а детишки проголодались.

— Тот хотел воевать не с Речником, а с тобой. Он думал, ты пришел с приморскими.

— Тот всегда был дураком.

— Он умер, ты знаешь? У него сердце разорвалось.

— Знаю, — сказал Крысолов равнодушно. — Я же говорю, он всегда был дураком. А у дураков сердце — самое слабое место. Сказочник… Когда-то он придумал сказку про заколдованного принца. Но с тех пор принц сделался крысиным королем, сам не заметив, как и когда это случилось. И, вместо того, чтобы истреблять крыс, стал повелевать ими. Впрочем, все это теперь неважно. Мое время пришло, Сэм. Я еще успею увести детишек… если ты этого от меня ждешь. А с крысами разбирайтесь сами.

Оракул откинул капюшон. Его всегда спокойное невозмутимое лицо неуловимо изменилось — как будто тень набежала, омрачив тонкие черты, — тень тревоги и страха.

— Ты хочешь уйти, Ной?.. А как же приморские? А… Нета?

Крысолов молча повернулся и пошел прочь через дюны. Его высокая фигура казалась совсем черной на фоне огромной луны, повисшей над городом Брелем.

— Рада!.. — Корабельник закричал так, что крысы шарахнулись в стороны, а на люстре, висевшей высоко под потолком, зазвенели хрусталики. — Рада… девочка моя…