Convallaria Majalis - А был ли мальчик (част 1-6)

Люпин отпил пару глотков, задумчиво заглянул в горлышко бутылки.

-- Не знаю, как стая, -- сказал он наконец, -- а Маркус намерен выступить на нашей стороне. А что, Дамблдор уже делится с тобой такими подробностями? Ордену о великанах ничего неизвестно.

-- Просто орденцы не ходят на субботние чаепития к Хагриду, -- усмехнулась я. -- А что, стая Маркуса не поддерживает?

-- Есть там пара оборотней, которые мутят воду и призывают оставить колдовские разборки колдунам, -- хмыкнул Римус. -- Хотя по мне -- это еще пустяки, было бы гораздо хуже, если бы в стае оказался предатель.

-- Да уж... Как дела с обучаемыми?

-- О, весьма и весьма! -- обрадовался вопросу Римус. -- Особенно хорошо получается у тех женщин, которые имеют детей -- им приходилось в свое время смириться с волчьей половиной настолько, чтобы превращение не спровоцировало выкидыш. И молодые: те еще не успели увериться, что быть оборотнем -- зло. А вот остльных приходится убеждать, ломать стереотипы и учить находить общий язык с волком. Зверь ведь не доверяет тому, кто много лет держал его взаперти и не давал свободы. Кто ненавидел его...

Лицо Ремуса на мгновение помрачнело, и я знала, о чем он подумал -- о собственном отношении к волку, о собственной ненависти и страхе. Мужчина как-то по-звериному встряхнулся и глянул на меня:

-- Знаешь, оборотни теперь в неоплатном долгу перед тобой. Другой бы на твоем месте взыскал должок как можно быстрее.

-- Мне нужно, чтобы оборотни пришли ко мне по своей воле, -- упрямо покачала я головой. -- Из должников плохие союзники. Кто поручится, что они не обернутся против волшебников? Найдутся среди них те, кто посчитает плату за помощь вымогательством, и оборотни охотно пойдут за подстрекателями, поскольку действительно не привыкли видеть добро и бескорыстие от нас, колдунов.

-- Может, и так, -- склонил голову набок Римус. Он явно считал, что мне стоило назначить плату, но не стал спорить. В конце-концов, это решать только мне.

-- Маркус просил передать, что приведет к тебе своих волков -- если останется вожаком. А если нет -- то придет сам.

-- Думаешь, дойдет до бунта? -- поинтересовалась я. Римус неопределенно повел бутылкой:

-- Вполне вероятно. Я считаю, Маркусу бросят вызов -- и наилучшим моментом будет тот, когда нам понадобится их помощь. Не мытьем, так катаньем, но они добьются своего -- стая не успеет вовремя, оборотни останутся в стороне.

Я отрицательно покачала головой:

-- Не думаю, что Маркус допустит это. Если подобный вариант развития событий очевиден для тебя, то для него и подавно. Сколько лет он вожак? Лет двадцать пять? Вряд ли за такое время он впервые сталкиваетя с угрозой собственной власти. Думаю, его слова о том, что он приведет волков, если останется вожаком -- всего лишь перестраховка.

-- Хочется в это верить, -- пробормотал Ремус. -- Мне бы не хотелось, чтобы оборотни перегрызлись. Могут пострадать невинные...

-- Ха, Ремус, да ты, никак, нашел себе кого-то! -- ухмыльнулась я, не преминув поддеть бывшего учителя. В отличие от многих своих сверстников, я не испытывала ровным счетом никакого пиетета к старшим.

Оборотень не обиделся и не смутился, а только мечтательно прищурился:

-- Она само совершенство... Снежно-белая от носа до кончика хвоста, с глазами цвета липового меда... Хелен. Ее имя Хелен, и она не зря носит имя той, по чьей вине пала Троя.*

-- О, Ремус, как все запущено... -- протянула я, посмеиваясь. -- В любом случае -- поздравляю. Что ж, беги к своей красавице, она небось заждалась. Привет Маркусу.

Люпин ушел. Он здорово поднял мне настроение, и вовсе не тем, что передал обещание Маркуса поддержать нас. Нет, я радовалась, что он Ремус наконец счастлив, а значит, в эти смутные времена есть место и для любви, и для надежды. В одном прав Дамблдор: любовь -- огромная сила, и человек, неспособный любить, обречен на провал. Вот только старик полагает, что любить нужно всех и сразу, а в этом-то и состоит ошибка. Нельзя объять необьятное, нельзя любить весь мир, если ты всего лишь человек -- можно только пытаться, и истратить всю жизнь на бесплодные попытки. Бесплодные -- потому, что нельзя любить абстракцию. Тогда это и не любовь уж вовсе. Я, к примеру, люблю Ремуса как дядюшку, и потому постараюсь в меру своих скомных сил облагодетельствовать оборотней -- но это вовсе не значит, что я люблю их всех. Среди них попадаются весьма неприятные личности, как Грейбек, пусть сгноят дементоры его душу. Вот интересно, кстати, куда девается душа, выпитая дементором?

Так вот, о любви. Ни один из живущих на свете, смею утверждать, не подошел и близко к тому, чтобы возлюбить все человечество скопом. Просто потому, что не смог узнать все человечество. Я не говорю сейчас о христианских и мусульманских пророках, и прочих религиозных людях -- я слишком мало знакома с этим явлением. Я говорю о простых смертных, к коим принадлежу. Любой человек, оказывая помощь некому сообществу, некой группе, оказывает помощь прежде всего конкретному члену этой группы. К примеру, у человека, перечисляющего деньги в фонд помощи бродячим животным, стоит перед глазами трогательный цуцик из ближайшей помойки. У мецената, помогающего детдому, всплывает в памяти собственное сиротское детство.

Дамблдор хочет, чтобы я сражалась с Риддлом за все магическое сообщество. Уверена, он убедил себя в том, что сам когда-то вышел против Гриндевальда, руководствуясь именно этой благой целью, а вовсе не постыдным желанием заполучить один из Даров Смерти.

И я буду бороться с Риддлом -- но только потому, что хочу нормальной жизни для своих близких. На остальных мне, по большому счету, плевать с Астрономической башни. Но, коль так сложились обстоятельства, спасем и остальных.

*Все знакомы с историей Елены и Париса? Ежели нет -- позор вам и срочно читать "Илиаду". Хотя бы в кратком пересказе.

Глава 13

Оставался последний крестраж -- и пять дней до конца мая. Двадцать шестого числа в полдень я сидела на подконнике и занималась совершенно бессмысленным делом -- расстреливала Пивза жеваной бумагой из коктейльной трубочки. Трубочка была припасена еще с завтрака, а что до бумаги, то мне подвернулся уродливый маггловский блокнот, в незапамятные времена подаренный мне кем-то из плохо меня знающих. Может, соседки по комнате, может, кто-то из сокурсников -- друзья никогда бы не подарили мне розовое чудо с надушенными страницами и блестящей обложкой. Неважно. Словом, я нашла уродцу достойное применение и теперь Пивз, надежно спеленатый чарами, вычитанными в какой-то старой книженции, злобно верещал, суля мне страшные кары. Я припомнила дождик из чернил трех- или четырехгодичной давности, испортивший гермионину блузку, и запулила комочком бумаги прямо в нос полтергейсту.