Михаил Попов - Пророчество Золотого Перуна

— Еще трое вряд ли до вечера доживут, — закончил перечислять потери Тилак. Он обернулся, проверяя нет ли рядом Черного, и негромко добавил: — Те, кто там были, говорят повезло им. Если б тот, не бросился девку собой закрыть, кто знает, скольких бы еще положил… Черный сейчас возле них, просил и тебя подойти.

— Подойду. Их не сильно потоптали? — имея в виду пленников спросил Отрак. Каган сидел на упругой зеленой траве, устало опершись спиной о шершавый ствол дерева, и равнодушно смотрел на спокойную гладь озера.

— Нет, — Тилак мотнул головой, от чего на лицо упала длинная соломенно-желтая прядь волос, — жить будут. Мужика порубленного даже перевязали, Черный лично раны осмотрел, сказал, что жить будет.

— Будет. Но недолго, — хмыкнул каган. — Если только, Кощей его ищет не для того, что бы кумысом напоить и на своей дочери поженить.

— А у него дочь есть? — удивился мигом оживившийся Тилак. — Красивая?

Отрак еле сдержал широкую улыбку. О сладострастии Тилака не судачили только ленивые. Он и в набегах, когда другие золото да серебро искали, лишь девок посмазливее выискивал. Кое-кого, даже в стойбище привез. Рабынями. И не всех потом рахдонитам продал.

— Говорят красивая, — ответил каган. — Только, ты не очень-то хвост распущай, а то, даже за такие разговоры можно стать на голову короче. Да и не думаю, что его дочка тебе по зубам будет. Скорее, это ты ей будешь на один кутний зуб.

Тилак моментально стушевался.

— Да я ж просто так, — натужно рассмеялся он, и, кивнув в сторону пленников, подмигнул Отраку, — я и вон той девкой обойдусь. Хороша, зараза!

Каган встал, притянул к себе друга детства, и прошептал почти в самое ухо:

— С ней ты тоже поаккуратнее, забыл слова Черного: поймать живыми, особенно девчонку…

— Так она и будет живой! — весело сверкнул белыми зубами Тилак. — Я ж не зверь! А насчет того, что ее пощупать нельзя — указов не было.

Отрак внимательно посмотрел ему в глаза, и снова опустился на землю, прислоняясь к дереву. Глаза кагана закрылись. Решив, что разговор закончен, Тилак повернулся, и пошел распоряжаться насчет костров и обеда. Он отошел всего шагов на пять, когда раздался негромкий голос Отрака:

— Смотри, шкура твоя, но случись что, на мою помощь не рассчитывай. С Черным я тебе не помощник.

Тилак замер на полушаге, так и не поставив поднятую ногу на землю. О чем-то задумался, потом рассмеялся, махнул рукой, и, ничего не сказав, пошел заниматься своими делами.

Отрак нашел Черного неподалеку от пленников. Слуга Кощея осматривал коней, которых степнякам, мастерски умеющим обращаться с самыми горячими жеребцами, удалось утихомирить с большим трудом. Стараясь не приближаться на расстояние удара твердого, подкованного копыта, он ходил вокруг черных как ночь жеребцов, громко прицокивая языком.

— Хороши звери, да? — ухмыльнулся Отрак. — Хочу одного себе оставить, второго отцу подарить! А белого — хочешь, тебе подарю?

— Не тебе на этих конях ездить, — сухо осадил кагана Черный. — Белого — Хозяин и так ждет. А эти двое… Эти…

Он замолчал продолжая ходить вокруг животных, временами останавливаясь, издавая звуки, словно принюхивающаяся гончая. Отрак сжал кулаки, и медленно выдохнул, сдерживая рвущийся гнев. Не дело ссориться с посланцем самого Кощея. К тому же колдуном.

— Ты не расстраивайся, каган, — как ни в чем не бывало, продолжил Черный. — За этих коней, ты получишь дополнительную награду. И поверь, не меньшую чем за пленников!

Отрак недоверчиво засопел. Он попытался рассмотреть что же в этих животных не то, но катящееся к закату солнце нестерпимо слепило глаза. Повернувшись так, что бы солнце светило в спину, каган пожал плечами — кони как кони. Он потянулся погладить лоснящуюся морду, но едва успел отдернуть руку, когда крепкие конские зубы звонко щелкнули, едва не ломая ему пальцы.

— Я же предупреждал тебя, — рассмеялся Черный. — Не про твою честь эти звери. Не простые у нас пленники, а кони у них еще загадочнее.

— И чем же?

— Смотри, — Черный указал на копыто, лениво отмахивающегося от мух хвостом, черного жеребца. — Видишь?

Отрак присмотрелся к блестящему, словно тщательно и долго полированному, копыту.

— Не вижу.

— Над копытом смотри. Чуть выше.

Теперь Отрак заметил, что пытался показать Черный. Над копытом, короткая жесткая шерсть закручивалась, складываясь в непонятный знак.

— На круг похоже, — с сомнением сказал каган.

— Похоже. Только не круг. Ты слышал о боге русов — Перуне? — спросил Черный.

— Бог воинов. Кто ж о нем не слышал?

— Колесо с шестью спицами — это его знак. И как ты думаешь, просто ли так, сама шерсть сложилась в такой знак?

Отрак почесал затылок, сдвигая отороченный мехом шелом на лоб. Свежий ветерок приятно охладил распаренный затылок, взъерошив слипшиеся от пота желтые волосы.

— Не спроста, — ответил сам же Черный. — Такой знак лишь на конях самого Перуна. На тех, что его колесницу по небу таскают.

— Так это что, кони самого? — ошарашенный Отрак, ткнул пальцев в синеюще над головой небо, с белыми кучерявыми барашками облаков.

— Вот я и говорю — не про твою честь эти кони. Смертного они носить не будут.

— Стало быть и они… — не договорив, Отрак опасливо посмотрел на связанных пленников.

Черный рассмеялся, подошел к кагану, и неожиданно сильно хлопнул по плечу.

— Обычные, почти, люди. Тому-то и удивляюсь, откуда у них эти кони, и почему на себе носят. Но это у них Хозяин вызнает, а нам с тобой, нужно не головы над загадками ломать, а как можно скорее их к нему доставить.

— Доставим, — едва разговор зашел о вещах хорошо знакомых, голос кагана окреп, обретая прежнюю уверенность. — Сейчас освобождают место в повозке, все равно припасов почти не осталось. На ней и повезем. Только…

Каган бросил красноречивый взгляд на низко висящее солнце. Но Черный покачал головой, от чего просторный капюшон заболтался тряпкой на сильном ветру.

— Лучше встречать ночь подальше от этого озера. Вряд ли водный дух посмеет при мне высунуться из воды, но лучше не рисковать. У русов, даже нечисть иногда такое выкидывает, что мудрецы чешут седые макушки. Пора, каган, вели седлать коней.

Сказано это было таким тоном, что спорить Отрак не решился.

Сначала пришла боль. Боль всепоглощающая, тупая, назойливая как жужжание комара над ухом. Вслед за этим, монотонный гул распался на отдельные звуки. Топот копыт, гортанные голоса, ржание лошадей, звон железных уздечек, и противный скрип, ввинчивающийся в мозг с неотвратимостью горного бура.

Не открывая глаз, Сергей прислушался, стараясь понять где он находится, и что, собственно, произошло. Воспоминания возвращались неохотно, упирались, приходилось напрягаться, от чего в виски ударяли тяжелые тараны боли.