Михаил Попов - Пророчество Золотого Перуна

Лика перетерпела жгучую боль в спине, и, сквозь зубы, но как можно громче, сказала:

— Не боись. Твоя конячка все равно почище тебя будет.

Она сжалась, ожидая очередного удара, но его не последовало.

— Тронешь ее еще раз хоть пальцем, и я тебе ноги из задницы выдерну.

Лика, как могла, вывернула голову, что бы посмотреть на обладателя этого глухого, зловещего голоса, и тут же пожалела об этом. Могла бы и сама догадаться, что это Черный.

— В седле удержаться сможешь? — спросил ее Черный.

— Если для того, что бы ускакать подальше от вас — то еще как смогу!

— Посадите ее нормально, — приказал Черный.

Сильные руки подхватили девушку, легко, будто перышко, перевернул, и, не очень аккуратно, посадил в седло.

— А руки развязать? — нагло потребовала Лика.

— Обойдешься. И учти, без глупостей. Мне велено тебя живой доставить, коли встречу. А на счет целости — приказа не было. А им, — Черный кивнул на хмурые лица ватажников, — им ты вообще нужна лишь как приманка твоих щенков. И без разницы, живая или не очень.

— Ха! Была им печаль по мне горевать! Да они сейчас торопятся твоему хозяину голову свернуть!

— Моему? — усмехнулся Черный. — Ну-ну. А насчет того, куда торопятся, мы скоро и выясним. Да ты это и сама знаешь.

Лика закусила губу. По правде сказать, она не была уверена, попытаются ли ее спасти, но надеяться на помощь хотелось. Но еще больше, ей хотелось, что б Сергей выполнил то, зачем пришел в этот мир. Пусть даже, она этого уже не увидит. Лика улыбнулась своим мыслям, и тут же сморщилась от боли в затылке. Кажется, там набухает немаленькая шишка. Не получи она по голове — ни за что бы живой не взяли!

Кони послушно мчались за мелькающим впереди серым хвостом. Волк уверенно держал след, ни на миг не усомнившись, в какую сторону вести погоню. Ликин Метелица, привязанный поводом к седлу Грома, словно понимал, что торопятся спасать его хозяйку, старался врываться вперед, ржал, жалуясь что скорость маленькая, что можно бы и побыстрее. Припавший к холке коня Сергей, мрачно смотрел вперед, надеясь, что вот-вот, впереди мелькнут спины преследуемых бандитов.

Погоня шла третий день, а о том что не сбились, доказывал лишь уверенный ход волка, да небольшие свежие кострища, у которых останавливались на короткие перерывы бандиты.

Будь воля Сергея, он бы мчался вперед день и ночь, но коням нужен был отдых, и хочешь — не хочешь, а приходилось останавливаться, распрягать, нервно обтирать потные конские бока, пучками травы, водить за поводья, не давая резко остыть… В общем, делать все то, ради чего стоило изобрести машину.

Успокаивало лишь одно — преследуемым тоже приходится давать отдых коням, и, рано или поздно, но впереди покажутся их спины.

Яросвет не отвлекал мрачного как туча Сергея от тяжких мыслей. У самого на душе было не легче. Молодой волхв корил себя, что это он не досмотрел во время боя за девушкой. Заметь он, что Лика в беде, глядишь, и не случилось бы этого. Бросился б на помощь, отбил… А может, как раз бы в этот момент, и одержал победу Черный. И тогда б, все вместе сейчас, в Вирии, перед Сварогом повинные головы гнули. Кто знает, как могло все повернуться?

Они жевали разогретую на углях солонину, которую им собрал в дорогу Ратибор. Знал старый витязь, что у самих времени на охоту не будет. Быстро прожевать не ощущая вкуса, немного вздремнуть, и снова в погоню, по горячим следам, пока есть надежда догнать.

Каждый вечер, перед тем как лечь спать, Сергей подзывал волка, и спрашивал как далеко ушли бандиты. Умный зверь грустно смотрел на него, но, увы, не дали ему боги умения говорить.

В короткие минуты отдыха, когда Сергей лежал, бездумно глядя в звездное небо, Яросвет доставал подаренный Жизнелюбом свиток, и, при колеблющемся свете костра, погружался в чтение.

Неведомый автор манускрипта, видимо был великим волхвом, ибо большая часть написанного содержала его размышления о природе волшбы, и ее связи с человеческим разумом. В каждой строке ясно виделось, что человек потратил немало времени и сил, раздумывая над тайнами мироздания. И все, что удалось узнать, неведомый автор тщательно заносил в этот свиток.

Яросвет забывал обо всем, погружаясь в изучение этого свитка. Он и представить себе не мог, что многие заумности, которые безуспешно пытался ему втолковать Велимудр, в течении стольких лет, можно изложить коротко и ясно. Так ясно, что даже не приходилось перечитывать дважды.

Молодому волхву, даже становилось смешно, что раньше он не понимал таких простых вещей. Взять хотя бы управление огнем. Всего лишь десяток строчек мелким почерком, но прочтя их, Яросвет уже мог зажигать небольшой костер, вовсе не опасаясь выжечь всю поляну, на которой они остановились на ночлег.

Иногда, ему удавалось уговорить Сергея рассказать что-нибудь интересное. Сергей напрягал память, и, как мог, рассказывал что помнил из школьного курса обучения, либо прочитанное в книгах и журналах. Яросвет жадно ловил каждое слово, и можно было спорить на что угодно — попроси повторить, повторит без малейшей запинки.

С таким благодарным слушателем, Сергей и сам увлекался своими рассказами, и, в такие моменты, лицо его расслаблялось, а тень тревоги покидала чело. Яросвет узнавал о том, что земля, на самом деле круглая, что звезды, это такие же солнца, как и то, что он каждый день видит на небе, а дождь — это всего лишь круговорот воды в природе.

Многое, из того что рассказывал Сергей, было настолько неправдоподобно, что, Яросвет даже подумывал, что тот просто придумывает, лишь бы посмеяться над доверчивым парнишкой. Но, после долгих размышлений, Яросвет признавал, что, возможно, не так уж невероятно то, что рассказал Сергей.

И каждый вечер, он снова и снова, погружался в загадочный и полный открытий, мир знаний.

Усталость наваливалась такая, что Лика закусывала губу до крови, лишь бы удержаться в седле, не дать удовольствие насладиться ее слабостью. Провести неделю в седле, не было для нее такой уже большой проблемой, но когда руки связаны за спиной, в животе бурчит от голода, а волосы на голове стянуты кровавой коркой, сложно изображать из себя неутомимую всадницу.

Без кольчуги, в одной рубахе, она чувствовала себя непривычно голой, горбилась под несмешливыми взглядами Клыка. Коса, жесткая от засохшей крови, неприятно била по позвоночнику.

Ко всему, добавлялись постоянные мелкие зуботычины, и ежедневное унижение — даже по нужде ей не развязывали руки — справляйся как знаешь. А отпуская за кусты накидывали на шею туго затянутую петлю. Стискивая зубы, Лика глотала слезы, и давала себе зарок — жестоко отплатить за каждый миг унижения.

После всего этого, когда Клык решил несколько дней отдохнуть в подвернувшейся на пути веси, Лика лишь вздохнула с облегчением. Пусть, разместили ее не в отдельной комнате с лавкой застеленной шкурами, а в сарае без окон, лишь с одной охапкой сена, но и это показалось боярскими хоромами. Ей даже развязали руки, и дали большой ломоть сыра, свежего хлеба, и целую крынку парного молока. Наевшись, Лика с наслаждением вытянулась на свежем, душистом сене, и задремала.