Александр Волков - Владигор. Князь-призрак

Толпа тут же подхватила его икающий смех, а бродяга уселся на голой земле, втянул голову в плечи и закрыл макушку разодранными полами тулупчика.

— А что это вы развеселились! — вдруг строго рявкнул Дуван, щелкнув в воздухе длинной плетью. — Князь Владигор умер, а им, хамам, и горя мало!

От неожиданности Владигор чуть не свалился со своего насеста. Вот, значит, по кому вывесили из распахнутых бойниц белые полотнища! А если умер, так, выходит, до заката и похоронить должны! Кого же они, интересно, хоронить собираются? Может, на поминки пригласят?

Мысль о том, чтобы явиться на собственные похороны, показалась князю настолько забавной, что он чуть не рассмеялся в голос. Но крик с пристани опять привлек его внимание. Потеха кончилась: Дуван ожег бродягу плетью по ногам, а когда тот подскочил на месте, один из всадников ловко захлестнул обе ноги несчастного волосяным арканом и резким рывком свалил на бревна.

— Вслед за нашим князем пойдешь! — кричал Дуван, пока всадник приторочивал аркан к седлу. — Любил он со всякой швалью путаться да скоморошек брюхатить!

Владигор почувствовал, как сердце у него в груди забилось частыми упругими толчками, а по рукам пробежала теплая дрожь. В несколько прыжков он достиг земли, наискось, кроша сапогами ледок, перебежал низинку и к тому времени, когда всадники достигли подножия тропы, уже стоял на краю обрыва и в упор смотрел на приближающегося снизу Дувана.

Казначей не сразу разглядел препятствие на своем пути, тем более что ехал полуобернувшись назад и негромко перебрехиваясь с толмачом. Захваченный бродяга тащился по земле в самом хвосте кавалькады. Он, по-видимому, еще надеялся каким-то чудом сохранить свою жизнь и потому изо всех сил поднимал голову и старался держаться на боку, чтобы не лишиться сознания, — ударившись лбом или затылком о камень на тропе.

Первым почуял неладное раскормленный жеребец Дувана. Достигнув конца подъема, он увидел, что в пяти-шести шагах перед ним стоит стройный широкоплечий бородач в меховом тулупчике, туго перехваченном грубой льняной веревкой. Жеребец встал, переступил с ноги на ногу, а когда понял, что незнакомец не собирается уступать ему дорогу, вскинул голову, широко раздул ноздри и угрожающе заржал.

— Че встал, песье мясо? — заорал Дуван, дернув за повод, и повернулся лицом по ходу движения.

Увидев перед собой Владигора, казначей от изумления разинул рот и выпустил из руки тяжелую рукоятку плети, повисшую на кожаной петле вокруг запястья, опушенного мятыми засаленными кружевами.

— Ты!.. Т-ты!.. — яростно зашипел он, бурея лицом и дрожащей рукой ловя болтающуюся плеть.

Потом он резким рывком поднял жеребца на дыбы, бросил его вперед и, когда тот почти навис над князем, с силой взмахнул плетью. Владигор пригнулся, проскочил под конским брюхом и в тот миг, когда плеть рубанула воздух над его головой, поймал ее гибкий хвост на выставленную руку. Треххвостка змейкой захлестнула его запястье. Владигор, с силой рванув плеть на себя, выдернул Дувана из седла и сбросил его на землю. Сам он вскочил в опустевшее седло и, рискуя переломать ноги коню и свернуть себе голову, бросил почувствовавшего властную руку жеребца вниз по замерзшему глинистому склону. Если что и спасло их обоих, так это шипованные зимние подковы, на которые был уже перекован казначейский жеребец. Он храпел, рвал удила, но все же послушно приседал на круп и зигзагами спускался к пристани.

При виде этой картины всадники на тропе буквально застыли от изумления. Они очнулись от столбняка лишь после того, как Владигор поравнялся с замыкающим и, выхватив меч, обрубил волосяной аркан, на конце которого слабо шевелился связанный по ногам бродяга. Тот закрыл грязными ладонями лицо, подтянул ноги и так плотно уперся коленями в бороду, что князь едва сумел за конец аркана вздернуть его в воздух, чтобы перебросить через седло. Когда же тот задергался, схватился за ногу Владигора и чуть не свалился под копыта, князь слегка прижал пальцем толстую бьющуюся жилу на шее бродяги, успокоил его и, придерживая рукой поперек седла, кольнул жеребца в круп острием меча. Тот ударил в землю всеми четырьмя копытами, круто выгнул шею и, выкатив на князя окровавленный глаз, понесся в сторону заросшей камышом низинки.

Владигор не зря выбрал именно казначейского жеребца: за годы службы тот привык к тяжелой ноше и поэтому без особой натуги нес на себе двух всадников. К тому же, выезженный хорошим егерем для охотничьих потех, жеребец легко прокладывал себе дорогу в густом лесу, либо проскакивая между толстыми стволами, либо сминая и раздвигая грудью гибкий молодняк. Однако погоня не отставала, и, когда спина Владигора хоть на миг мелькала в просвете между деревьями, сзади раздавался певучий звон нескольких тетив, и две-три стрелы, мелькнув ястребиными опереньями, вонзались в стволы и ветви в пятнадцати — двадцати локтях перед мордой княжеского жеребца. Вслед за промахами до ушей князя долетала смачная ругань в адрес «заговоренного вора», но и она не приносила успеха лучникам. Тем не менее треск сучьев под копытами их коней слышался все ближе и ближе.

— Бросай меня, князь, уходи! — вдруг забормотал очнувшийся бродяга. — Я в кусты отползу, авось супостаты мимо проскочут!

— Проскочут, как же, держи карман! — ответил Владигор, направляя жеребца в обмелевшее русло извилистого лесного ручейка.

Конь разбил прозрачный ледок и, почувствовав под копытами плотный крупный песок, пошел ровным, плавным галопом. Погоня достигла ручья, когда беглецы уже успели скрыться за огромным замшелым валуном, но теперь спасти их могло только чудо: по обе стороны ручья поднимались песчаные берега, из которых выступали переплетенные корни огромных сосен. И вдруг, подняв голову, князь с ужасом увидел, как одно из этих могучих деревьев вздрогнуло всеми ветвями, качнуло пепельно-зеленой макушкой, накренилось и стало медленно валиться поперек ручья.

— Белун, пронеси! — шепотом взмолился Владигор, припадая к шее жеребца и дергая его за гриву.

Тот пригнул голову, тихо всхрапнул и словно взлетел над ручьем. Огромная раскидистая тень сосны накрыла беглецов черным крылом, но в следующий миг глаза Владигора вновь ослепило яркое полуденное солнце.

Сквозь треск и шум упавшего за спиной дерева князь услышал страшные вопли и проклятия. Он остановил жеребца, рывком поднял его на дыбы и развернул мордой к рухнувшей сосне. Из ее кроны уже выбирался потерявший шапку дружинник. Одной рукой он отводил от лица колючие ветви, а другой прижимал к плечу арбалет, — наконечник стрелы был нацелен в грудь Владигора. Князь сжал пятками потные бока жеребца, выхватил из-за пояса нож, но не успел отвести руку для броска, как дружинник выронил свое оружие и, беспомощно цепляясь пальцами за воздух, повалился головой вперед в густые колючие ветви. В его спутанных до колтунов волосах проступила кровь. Владигор обернулся назад и стрельнул глазами по верху обрыва, увенчанного корнями сосен и темными кустиками вереска.