Larka - Волки

Старая ведьма, оказавшаяся на деле матерью бывшей маркизы, за некие давние грехи отправленная в неприглядном виде отбывать ссылку на снежную гору, оказалась весьма шустра на соображение. С мерзкой ухмылочкой она вытолкала в двери любопытно глазеющих демонов с капающими от вожделения слюнями, и даже ухитрилась почти бесшумно затворить за собой перекошенную и едва держащуюся дверь. И уже оказавшись снаружи, дрожащей старческой рукою запечатала вход страшной, полыхающей от Силы багровым, старинной руной.

А Рейя Митриллион на шатающихся и подгибающихся ногах отошла чуть в сторону. С блаженной улыбкой прищурилась счастливо, вскинула ладонь — и в неё тут же влетел бич, покорно свившись кольцами в женских пальцах. Взмах руки, и словно оскалившаяся тремя стальными жалами кожаная змея бросилась к человеку со скоростью, превышающей всяческое воображение.

И всё же ло Эрик не закрылся и даже попытался отстраниться. Словно непобедимый исполин прошлого, он с ухмылкой взирал, как хлыст облитой блистающим мраком маркизы на удивление мягко обвил его за талию и властно притянул к себе.

Свет в зале померк, остался лишь мятущийся и иногда плюющийся чадом факел в железном держаке где-то за тысячу лиг отсюда. И в этом колдовском сумраке то ли пролетел, то ли выплелся слезами задыхающийся нежный шёпот.

— О мой господин… нужна ли тебе рабыня? Покорная, ласковая — и в то же время умная и преданная. Которая пойдёт за тобою на край света, и за край его — даже против Тёмного Повелителя… ах, ещё, ещё!.. Так выплесни же в меня свою ярость и боль, мой ласковый и неукротимый волк…

Утро неохотно сползало с засыпанного снегом перевала вместе с лохмотьями тумана, будто ему отчаянно не хотелось освещать собою низины. Однако, оно всё же сонно отмахнулось от затаившихся под деревьями теней. Властно и неудержимо разлилось вокруг. И только тогда где-то за облаками спохватилось и запоздало взошло солнце.

Ивица едва замечала, как вокруг неё разгорелся стальной зимний рассвет. Она сидела на коленях на самом верху перевала, неким чутьём обнаружив едва угадываемую, зыбкую границу. Уже не здесь — но ещё и не там.

Только, отчего же ноет сердце?

Трое суток ей пришлось пережидать в добротно сделанной сторожке. И вовсе не оттого, что снаружи разыгралась и вовсю кидалась снегом самая настоящая буря. И не оттого, что здесь, на той высоте когда магическое восприятие отчётливо улавливало благословенное дыхание небес, непогода выла и неистовствовала словно безумный белый зверь.

А всего лишь оттого, что пришлось выхаживать остроухого воителя. Мало того, что едва удалось удержать того от последнего в этой жизни пути — так он ещё и ослабел до невозможности. Вот ведь… и не бросишь, и сердце рвётся вперёд — туда, за Утиный перевал. На заснеженную, еле угадываемую под сугробами тропу, ведущую… а кто его знает, куда?

И лишь беззаботно порхающая в тепле синица, так и норовящая то зацвиринькать, то задремать, пригревшись доверчиво на плече задумавшейся волшебницы — только маленькая птица и удерживала в здравости порой уже принимающие совсем мрачное направление мысли.

Только, отчего же так ноет сердце?

Остроухий мало того, что ослаб до невозможности — так ведь принц же, принц. Сынок, видите ли, самого короля эльфов, чтоб тому корона ухо прищемила! Куда уж тут оставить едва шевелящегося доходягу на произвол судьбы, одного на занесённом снегами всех ветров перевале?..

— Уйди, принц — мне сейчас тебя видеть худшее из зол, — оказалось, что в расширившееся и расплывшееся незримой пеленой вокруг восприятие волшебницы вторгся пошатывающийся и еле бредущий эльф.

Тириэль нерешительно потоптался, отчего до изощрённо обострившегося слуха Ивицы явственно донёсся скрип нескольких потревоженных снежинок, и медленно уковылял обратно. Спустя некоторое время хлопнула дверь домика, и над перевалом вновь несмело воцарилась какая-то особая, вязкая тишина.

Только, отчего же так ноет в предчувствиях сердце?

Сзади в капюшоне что-то нетерпеливо завозилось — и непоседливая синица вылетела в морозный воздух. Тут же порхнула к ближней, покрученной сосне, едва видной из-под сугробов. Видимо, что-то там высмотрела, потому что уселась на ствол, забавно подпёршись хвостиком, и принялась азартно ковырять. Однако, стоило лишь тоскливо наблюдающей за ней Ивице встать на ноги, как птаха тут же оставила своё занятие и с оглашенными воплями вернулась к этой непонятной и в то же время такой притягательной великанше.

— Хоть ты заткнись, — беззлобно попрекнула её волшебница и устало поплелась назад.

В хижине оказалось так хорошо — так уютно толкнуло в лицо и всё тело устоявшимся теплом, что на миг в молодой женщине шевельнулось сомнение. Она посмотрела на исхудавшее лицо принца, незряче уставившегося в огонь, и покачала головой. Раз встаёт, значит уже пошёл на поправку. Да и сам не маленький, должен уж что-то соображать и уметь.

— Я ухожу, — каким-то чужим и незнакомым голосом объявила волшебница и призадумалась — отчего же в каком-то тревожном ожидании так заныло сердце?

Севший и надтреснутый голос остроухого воина оказался едва слышен сквозь надсадный кашель.

— Я иду за тобой, — если что-то в мире ещё и могло потрясти Ивицу, так это оказались именно эти слова.

Ведь за перевал могли кое-как уйти стойкие к невзгодам люди или легендарные подгорные кузнецы да рудокопы с их заплетёнными к косички бородами. Однако остроухому племени туда хода не было — уж неприкрытое благоволение светлой богини к любимому ею народу имело и такую обратную сторону. Впрочем…

— Это твоё решение, и мне до него дела нет, — Ивица уже совсем было собралась равнодушно отвернуться и заняться сборами… но всё же, женское любопытство возобладало. — Только скажи мне, принц — зачем ты ищешь верной смерти?

Ответный взгляд едва не пригвоздил волшебницу к бревенчатой стене — так много в нём оказалось такого, о чём она и подумать не могла. О боги, нет… как же тебя угораздило, лесной воитель? Неужели всего лишь одна ночь могла настолько перевернуть твою душу и пробудить в ней это?..

Руки Ивицы сами поднесли зашедшемуся в кашле принцу чашу с травяным отваром и даже вытерли с лихорадочно шепчущих губ капли.

— Это немыслимо, и тем не менее, это так — ты сумела пробудить во мне то чувство, настолько редкое, что об этом у моего лесного народа ходят легенды…

Мысленно волшебница отвесила себе несколько пощёчин — да таких, что на щёки её сам собою выхлестнул пожар румянца. Да уж, старалась так, что даже бездушная каменная статуя, и та воспылала бы горячей и ревнивой страстью.

— Тириэль, это всё глупости, ты забудешь меня, — едва ли Ивица сама верила своим словам. Вечный странник, тихоня, предпочитающий одиночество странный принц, как его втихомолку окрестили обретающиеся даже при эльфийском дворе злые язычки — и влюбиться словно мальчишка? О нет, это слишком много для одной простой рыжеволосой волшебницы…