Николай Романов - Рассвет

Целитель сильно обрадовал Юнния, сказав, что резать его не будет, потому, что на ране видна только чистая кровь, гноя нет. К его счастью, он легко отделался. Острие клинка степняка ничего у него не задело внутри.

Он наложил на бок нашлепку из дурно пахнущей вороньей мази и подождал, чтобы она присохла и прихватила надежной коркой рану.

Плохо одно, рана под затвердевшей мазью зверски чесалась, но это была уже не вина лекаря.

Плейшер посетовал, принимая серебришко, что посетители, подобные Юннию, иногда запускают ранения и являются слишком поздно.

Провожая его, он поставил горшок с каким-то растением на окно и пожелал ему быть поосторожнее.

Бабки, все еще сидевшие на скамеечке, проводили уходящего Юнния подозрительным взглядами.

К ним подошел поджарый мужчина, в чужеземном одеянии и чуть наклонив голову, вежливо поинтересовался:

— Добрые старушки, не скажите мине, это Цветочная ульица?

— Она, милок, она! Тебе к лекарю Плейшеру? Вона видишь дом с вывеской, где гадина намалевана. Тама на окне, еще горшок с фикусом стоит, туда иди.

— Благодарью Вас, милые старушки!

Когда вежливый чужестранец отошел, одна из них, более шустрая подметила:

— Глянь-ка Авдотья, какой уважительный. Нечета нашим мужикам, сразу видать иноземца!

Между тем, чужестранец подошел и громыхнул засовом, произнес через дверь:

— Я Бон, Жейм Бон!!!

Оттуда спросили, ни встречал ли он, случайно, человека с золотым арбалетом.

Назвавшийся Жеймом Боном, спокойно уверил спрашивающего, что нет, не видел такого, но ему нужна только мебель. Вежливый чужестранец, оглянувшись по сторонам, шмыгнул в отворившуюся дверь.

Одна бабка, лузгающая семки, спросила у другой старушенции:

— Авдотья, а кто тута живет, лекарь что-ль, лечащий умалишенных?

Местная бабка, которую зашла проведать, ее давнишняя подруга, просветила:

— Да не, Маврикия, тута одни шпиены, иноземные прознатчики кучкуются! Кого только тута не бывать и желтолицые, и западные недруги, и изменщики Родины!

Маврикия засомневалась:

— А чой то «красноперые» их под ручки не возьмут и на дыбу не привесят-то?

— Дак, здеся одни злыдни! А вот в Совете Слуг, матушку- Родину оптом сбывают, тайны там ладные, стоящие и недешевые. А тута шляются одни горемыки, крохи подбирают!

— Это верно, Родину Слуги — ироды продают, а пенсию какую декаду уже не повышают!

Они углубились в старушечьи повседневные сплетни.

Выйдя на улицу, Юнний опять был подхвачен ликующей толпой. Только это, на этот раз, вместо выпивох, были «согласные», дружно скандирующие призыв:- «Да здравствует великая Раввена!!»

Влившись в толпу «согласных», он шествовал вместе с ними далее, в сторону Манежной площади. Пройдя через нее, к Каменному мосту, за которым и находился, нужный ему, постоялый двор «Рогатый Петух»

Кто-то хмельным голосом пытался напевать, громко крича ему прямо в ухо:

У Юнния поневоле вырвалось экспансивная фраза:

— Ну, никуда от этих бодрячков не деться! Ублюдки, себе-то вы настроите, я нисколько в этом не сомневаюсь!

Он постарался вырваться из толпы умалишенных «согласных», отступив к краю и с ненавистью посмотрел на них.

Эх, а с другой стороны посмотреть, в самом деле, хорошо быть на содержании казны и вопить во все горло о любви к Родине. А тут приходится втихую резаться со степняками, готовящими вторжение в Раввену и никто, о тебе даже доброго слова не скажет. А могли и орден дать какой-то, вон сколько их цепляют непричастные. Глянешь, а какой-то вороватый и пронырливый сановник их на груди больше имеет, чем убеленный сединами прославленный ветеран Великой Войны. Поневоле складывается впечатление, что эти награды выдают только тем, кто больше сопрет в казне державной.

Далее за «согласными», следовавшими стройными рядами, шли жеманные молодые ребята, одетые в светло-синие одежды, с растертыми свеклой румяными щеками и подведенные сурьмой глазами. У многих ногти были выкрашены в пурпурный цвет, подобно кхандским девицам, промышлявшим своим телом в столице.

Они, жеманно кривляясь, дурашливо кричали:

— Гей! Раввенцы все на шествие свободы! Гей!!!

Один из них, остановившись возле статного Юнния, проблеял дискантом:

— «Братик», не составишь нам компанию?

Юнний, с отвращением сплюнул и, закипая от негодования, проворчал:

— Ну негде спрятаться в нынешней Раввене, от этих сладеньких голосков!

Он двинулся дальше, огибая их по большой дуге. Свобода, свободой, но от этих задолюбцев подальше надо держаться. Вон их сколько в Морите объявилось, даже в Совете слуг Народа многие заседают, их иначе простой народ и не зовет. А народ даром не хает: он зрит в самый корень, все видит и все знает. Недаром ведь в народе говорят: — народные слуги — одни содомиты! Или как их на Западе кличут — «педросы», нет, неправильно, во «пидорасы», слово то какое звучное, жаль не приживется в Раввене.

Уже виднелась за Каменным мостом крыша постоялого двора, где проживал Дейван. Юнний рванулся вперед, прорываясь сквозь толпу, придерживая свой меч, чтобы ненароком никого не задеть ножнами.

Сзади раздался цокот копыт и громыхание колес кареты по булыжной мостовой. Он успел шустро отпрянуть в сторону под крик:

— Дорогу Слуге Народа!!!

Задавят ведь живодеры и ничего им за это не будет. Нечего скажут, было соваться под колеса кареты Слуги Народа. Ходят, тут всякие, только ездить уважаемым людям мешают.

Подняв голову, он увидел чуть не задавившую его, проследовавшую мимо, карету с синей крышей. Рядом с ездовым сидел его знакомец Кер Белоголовый. С ним еще был незнакомый Юннию телохранитель с улыбчивой физиономией, впрочем, они были не одни. Их сопровождало несколько человек, что неужели команда защитников уже вся набрана?

Мда, нелегко придется скоро им. Они даже не догадываются, как он, вместе с Дейваном и Тишей, сильно подсобил им, побив вторую банду «конопасов», имеющих поручение спешно прикончить Сая Альвера, до начала Игры Смерти.

Ездовой, расчищая дорогу, надсаживаясь, привычно гаркнул во всю глотку:

— Дорогу именем Совета!!!