Энгус Уэллс - Повелители Небес

Все свои ощущения я и передал Ирдану, который слушал меня с весьма серьезной миной на лице. Он признал, что в этой части Дарбека, где находятся его владения, бытует мнение о том, что Повелители Небес большой угрозы не представляют.

— Но будь уверен, Давиот, — сказал наместник, — коль скоро дело дойдет до войны, запад не станет сидеть сложа руки. Тем временем… — Ирдан улыбнулся и, потрогав свой носище, придвинулся ко мне так, словно собирался открыть какую-то тайну. — Кербрин обещает прислать специалистов, чтобы построить у нас такие же метательные машины, которые защищают стены восточных городов. Гаан, я слышал, уже отправляет их к нам.

Я порадовался тому, что поведал мне Ирдан, и в который раз подумал, что многовато беру на себя, считая, что никто всерьез не может оценить реальной угрозы, исходящей от Повелителей Небес. Это, конечно, тешило мое самолюбие, но оказалось, что наместники и колдуны тоже далеко не глупы и совсем не так уж слепы. Мне следовало попридержать свое «я».

Итак, летели счастливые денечки, которые если что и омрачало, так это мое любопытство, которое мне пришлось сдерживать, чтобы не беспокоить Кристин вопросами касательно диких Измененных.

Три дня спустя мне было приказано покинуть замок Трирсбри.

Я знал, что должен идти, но дни летели, сливаясь в один, я и так уже задержался слишком долго, даже учитывая, что дальше поеду на лошади. Я все откладывал и откладывал неотвратимое решение, сознавая, что колдуны в тех замках, которые я уже посетил, послали отчеты в Дюрбрехт о моих визитах, что Кристин отрапортовала о моем прибытии и, когда я уеду, должна будет также сообщить об этом.

Кристин весь день занималась выполнением своих обязанностей волшебника, а я провел это время в городе. Впервые мы остались одни перед вечерней трапезой.

Она взяла мои руки в свои и посмотрела мне прямо в глаза.

— Из Дюрбрехта пришло сообщение, — сказала она прямо. — Тебе приказано двигаться дальше.

Она казалась грустной, хотя мы оба знали с самого начала, что когда-нибудь это случится. Внутри у меня похолодело, как когда-то, когда я узнал об отъезде Рвиан. Мне еще раз пришлось убедиться, что знать — одно дело, а испытывать на себе — другое. Я сглотнул слюну и опустил голову. Кристин обвила руками мою шею и впилась в мои губы долгим поцелуем.

Когда мы наконец разомкнули наши объятия, она сказала:

— Мне очень жаль, Давиот. Завтра.

Я кивнул, погладил ее по щеке и сказал:

— Да.

Что мне оставалось еще сказать? Я чувствовал, что идиллия, украденная нами у времени, кончилась.

Кристин улыбнулась, став похожей на скорбную статую. Какое-то время мы продолжали стоять, молча держа друг друга за руки. Потом Кристин сказала:

— Я буду помнить тебя, Сказитель.

Я ответил:

— Я тебя тоже не забуду, главная колдунья Трирсбри.

— Ой ли? — Она усмехнулась. Мне было совсем не весело, но я заставил себя улыбнуться, а она продолжала: — Так выше голову!

И я ответил:

— Да.

Ирдан, которого уже проинформировали о моем отъезде, пообещал снабдить меня на дорогу таким количеством провизии, которого с лихвой хватило бы до следующего замка, называвшегося Цимбри. Я поблагодарил его за щедрость, и, когда ужин окончился, я превзошел сам себя в искусстве сказительства, хотя вовсе не чувствовал энтузиазма. Мне не хотелось, чтобы, увидев грусть на моем лице, Барус мог злорадствовать.

Мы с Кристин почти совсем не спали в ту ночь. Мы попрощались, сказав друг другу лишь несколько слов, и с первым светом утра отправились на конюшню, куда Ирдан пришел проводить меня вместе со всей семьей. Я в последний раз обнял Кристин, затем сел на серую кобылу, которая, всхрапнув, заходила подо мной ходуном, словно танцуя. Я поднял руку в прощальном салюте и пустил свою строптивицу рысью. Я не оглядывался.

Трирсбри остался уже не менее чем в лиге позади меня, когда до меня донесся стук копыт. Я держал направление в сторону побережья, надеясь, что морской пейзаж хоть как-то развеет мою печаль. Дорога, которая, извиваясь змеей, пересекала поросшую пробковыми дубами долину, была достаточно широкой, и я видел всадника, который быстро приближался ко мне. Я остановился, подумав, что, возможно, это вестовой из Трирсбри, очевидно, я зачем-то понадобился Ирдану. Утро было яркое, и я, вглядевшись во всадника, понял, что это, по крайней мере, не Кристин, чьи светлые кудри я признал бы сразу. Стоя посредине дороги, я разглядел незнакомого гнедого жеребца и сидевшего на нем человека, кожаные одежды которого изобличали в нем военного. Когда он приблизился, я узнал Баруса. Я было уже схватился за свой посох, как вдруг передумал. Какой вред мог нанести мне сотник? Не следовало первым делать в отношении него враждебный шаг.

Он резко и грубо остановил своего коня, заставив животное завертеться на месте, поднимая клубы пыли. Доспехов на Барусе не было, а его длинный меч болтался на спине. Сотник молча уставился на меня, лицо его не сулило ничего хорошего. Конь заржал, и я заметил, что шею и грудь животного покрывает желтоватая пена.

Я сказал:

— День добрый, сотник.

Он же ответил:

— Думал, что можешь просто так уехать, даже не рассчитавшись со мной, Сказитель?

Я сдвинул брови и, хотя причина была мне известна, спросил:

— Что значит «не рассчитавшись»? За что?

Он пояснил:

— За оскорбление. За… Кристин.

Я понял, что заблуждался, полагая, что он не может причинить мне вреда. Я вгляделся в его лицо, ожидая увидеть на нем выражение, которое предшествует нападению. Я подумал, что, прежде чем я сумею вынуть свой посох из крепления, он сможет выхватить свой меч и ударить меня им. Я сжал коленями бока своей кобылы, и та, привыкшая к схваткам, издала ржание, точно бросая вызов врагу, и пошевелила ушами. Конь Баруса отозвался храпом и завращал глазами. Сотник, подумал я, изрядно подзагнал своего жеребца, так что сейчас из него боец неважный. Тем не менее сражаться мне не хотелось.

Я сказал:

— За нанесенное мной оскорбление я уже принес свои извинения. Что касается Кристин, то она женщина свободной воли и может сама делать свой выбор.

Сотник раздувал ноздри не хуже, чем его конь. Глаза Баруса сузились. Головного убора на нем не было, черная шевелюра стала мокрой от пота. Я подумал, что достаточно одного хорошего удара по его голове — и сражение будет выиграно, но вместе с тем удачный выпад его меча мог также решить все дело. Посох, подобный моему, очень эффективное оружие (в этом и причина того, что в школе нам, бродягам, выдают именно такие вот шесты), но пользоваться им лучше всего в пешем бою. Я подумал, что, если схватка станет неизбежной, мне надо попытаться заставить своего противника принять бой на земле, а не в седлах, что поможет мне сразить его раньше, чем он сумеет достать меня.