Брайан Дэвис - Кэндлстон — пожиратель света

— Я слышал об этом, — ответил доктор Коннер, стараясь не выдать своего волнения. — Не беспокойтесь. Там будет Палин.

— Хорошо. Он знает, что делать. Мы кончали таких драконов, до которых этому щенку как до неба.

Доктор Коннер сунул руку в карман, нащупывая ключи.

— Значит, вы собираетесь убить его?

— Это вас не касается, доктор. Помните наш уговор? Я оставляю вам вашу девчонку и забираю парня, а вы мне не мешаете. Понятно?

Доктор Коннер постарался бесшумно проглотить комок в горле.

— Понятно. Но я сохраняю маркеры ДНК зашифрованными, чтобы точно знать, что вы тоже исполняете условия.

— Я вас понимаю. Среди лжецов нет места чести, верно, доктор? Тем не менее вам не о чем беспокоиться. Ваша дочь не сможет исполнить пророчество без своего дружка, так что я оставляю ее под вашей опекой.

В темной лаборатории воцарилась тишина, и мерцающий красный свет прекратил танцевать на грани кэндлстона. Доктор Коннер покосился на выход «Альфа», затем на дверь, ведущую в спальни девочек.

Кэндлстон вспыхнул еще один раз, и голос напоследок велел:

— Передайте Палину, чтобы убил остальных, а щенка доставьте мне.

Бонни приоткрыла дверь и выглянула в щелку. В коридоре никого не было. Тогда она вышла, бесшумно ступая, и на цыпочках прокралась к двери Карен на противоположной стороне коридора. На двери висела табличка, где разноцветными чернилами вкривь и вкось было написано: «Морковка и Галька». Постучать Бонни не решилась, боясь шума. Она тихо повернула ручку, толкнула дверь и прошептала:

— Можно войти?

Послышался шорох и тупой стук, будто кто-то соскочил с кровати на пол. Дверь распахнулась, и на пороге возникла улыбающаяся Карен. Она схватила Бонни за руку и втащила внутрь. Бонни, не успев сложить крылья, больно ударилась ими о притолоку.

Выглянув прежде в коридор, Карен захлопнула дверь и вернулась в комнату.

— Садись, — сказала она, указывая на одну из кроватей. — Галька будет не против.

Присев на краешке кровати, Бонни посмотрела на спящую Гальку.

— Вечерний сон?

— Ага. По ночам ей снятся кошмары, так что она всегда ложится вздремнуть пораньше. — Карен плюхнулась на свою кровать, слегка покачиваясь под слышную только ей музыку. — Ну, зачем я тебе понадобилась?

Бонни хоть и обратила внимание, что Карен глаз не сводит с ее крыльев, но сделала вид, что не замечает этого.

— Мне просто захотелось узнать тебя получше. Ты ведь в курсе того, что здесь происходит. Нечасто доведется встретить подземную лабораторию рядом со спальней девочек.

Карен рассмеялась и подмигнула Бонни.

— Да уж, не то чтобы у нас тут был обычный американский дом.

От веселого смеха Карен у Бонни на душе полегчало.

— Это верно. А вы выходите наружу? А в школу ходите? Что вы делаете целыми днями?

Карен уставилась в потолок. Потом снова на Бонни и ответила:

— Мы почти не выходим. Раньше выходили, а сейчас нет. Потому что раньше можно было выбраться другой дорогой — не через этот длинный тоннель и ужасные ступеньки. Здесь есть маленькая дверь, которая ведет в пещеру, потом в другой тоннель и наружу. Они называют этот выход «Омега», но я не знаю почему. Он выходит на поверхность примерно на нашем уровне, в долину. Там ручей, зеленая трава, там хорошо играть, но после того, как там весной расцвели цветы, мы не ходим туда. У меня аллергия на пчелиные укусы. — Девочка вздохнула. — Да все равно там сейчас лежит снег, а еще док сказал, что в пещере теперь живет монстр, так что больше мы не сможем выйти в долину.

— Монстр? — усомнилась Бонни. — И ты ему веришь?

Карен кивнула, округлив глаза.

— Я сама слышала, как он ревет. Мы все слышали. В пещере темно и ничего не видно, но он точно там. Сначала я подумала, что это гризли, но гризли не так ревет. Это больше похоже на «мерседес» без глушителя.

Бонни закусила губу. Монстр? Может быть, это выдумка, чтобы запугивать их и держать в послушании? При таком оборудовании отцу было бы нетрудно одурачить девчонок, заставить их поверить в монстра.

— А чем же вы заняты целый день, если не выходите наружу?

Карен стукнула по стопке книг у себя на тумбочке.

— Когда Эшли здесь, она с нами занимается и дает нам задания, и док иногда зовет нас в лабораторию помочь ему.

Заслышав это, Бонни сцепила пальцы рук. Карен сама заговорила о том, о чем ей больше всего хотелось поговорить, но она не знала, как начать, чтобы не выдать своего нетерпения.

— Помочь ему? А что вы делаете?

Карен замялась, ее губы задрожали, а улыбка растаяла.

— Ну… — Она покосилась на Гальку, беспокойно ерзавшую под простыней, — не знаю, что мне можно тебе рассказывать.

Бонни пересела на кровать к Карен. Взяв ее за руки, она сказала:

— Ты можешь рассказать мне все. Теперь мы с тобой в одной лодке.

Карен шмыгнула носом, по щеке покатилась слеза.

— Ладно, расскажу. Мы, — она мотнула головой в сторону коридора, — то есть Бек, Стейси и я, — мы у дока подопытные. Он хочет найти способ продлевать людям жизнь.

— Да ну? И что он делает?

Карен провела указательным пальцем по шрамам на левой руке, от локтевого сгиба до запястья.

— Ну… раньше он забирал у нас кровь, как-то ее обрабатывал и вводил обратно. Он говорил, что пытается заставить нашу кровь лучше работать.

Бонни погладила пальцем шрамы на руке Карен.

— Раньше? А теперь?

Карен успокоилась, голос ее больше не дрожал.

— А потом вдруг все изменилось. Ты, наверное, видела лабораторию? Всего несколько недель назад все было по-другому. Но пришли какие-то люди и вместе с Эшли построили эти стеклянные штуковины и инструменты. Тогда же нам запретили выходить через ту дверь. И теперь с нами делают странные и страшные вещи.

Глаза Карен стали совсем круглыми, как блюдца, она вцепилась в руку Бонни так, что костяшки пальцев побелели.

— Это не больно, ни капельки, но очень страшно. И он ничего нам толком не объясняет, разве что каждый раз по чуть-чуть.

Карен помолчала, поджав губы, закрыла глаза и снова заговорила дрожащим голосом:

— Ну вот, я стою в одной из этих стеклянных штуковин, а Деррик — ему семнадцать лет, и он живет на половине мальчиков — в другой. Потом Эшли включает его стекляшку — и Деррик исчезает. И там, где он стоял, только искры летают. — Девочка глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Затем я вижу, как эти искры из его стекляшки летят ко мне через такую трубу — вроде прозрачного хобота от пылесоса, а Эшли включает мою стекляшку. И вдруг я начинаю видеть все по-другому. Даже не видеть, а сама не знаю что. Скорее чувствовать, но сильнее, чем прежде. Ну вот, эти искры от Деррика залетают ко мне, и я слышу, как он говорит: «Держись!» И потом меня куда-то засасывает, я лечу куда-то вниз, как на огромных американских горках в парке. Становится темно, совсем темно, как будто летишь во Вселенной, и вокруг ничего нет, нельзя ни сидеть, ни ходить. И чувствуешь себя привидением, но только ничего не видишь. Хотя в последний раз я видела какие-то вспышки света, словно где-то далеко били молнии.