Александр Бруссуев - Не от мира сего-3

Всего этого, конечно, Жан говорить не стал, однако заметил:

— Его победы над противниками, что были гораздо крупнее размерами, нежели он сам.

Парень подумал немного, потом, заулыбавшись, обратился к своему спутнику, высокому светловолосому мужчине с горделивой, но нисколько не заносчивой осанкой:

— Слыхал, Стефан, как ловко выкрутился бездельник?

— Да, по части выкручиваться у него большое будущее, — ответил тот.

Бетенкуру не понравился ни парень с рукой на перевязи, ни этот готический великан. Они независимы, стало быть — опасны. Лучше от них держаться подальше, а еще лучше, чтоб они держались от него на расстоянии в четыре локтя, причем — под землю. Жан, потащивший тюк с горностаем дальше, всем своим нутром возненавидел этих двоих. И это чувство сделалось сильнее, когда к кому-то из них обратились «Ваше Величество».

«Король!» — догадался инквизитор. — «Ну и что с того! К тому же королем сейчас Генрих Первый. А это — Стефан. Племянник короля. Ну и пес с ними».

Жан решил, что перед ним был Стефан Блуаский, который тоже довольно часто терся в Нормандии. Парня в расчет он не брал. Выскочка какой-нибудь, родственничек королевский.

Между тем Blanche-Nef постепенно подходил к некоей запланированной степени готовности выхода в море. Впрочем, как и другие корабли. White ship, как иначе именовался этот парусник, был не вполне приспособлен для большого количества грузов, зато народу в нем могло разместиться больше, нежели на других судах. Отход планировался со дня на день — тайна королевской семьи, ждали отмашку Вильгельма. Тот назначил дату 25 ноября, всякий разный люд, намеревавшийся плыть в Англию, принялся торжествовать по поводу отплытия. С вином и прочими излишествами.

Бетенкур вернулся домой под вечер в дурном расположении духа: надо срочно пробиваться в знать, чтоб никто не мог его напрячь подобным нехитрым способом. Ну их, королей, рыцарей и прочих сэров! Главное — не происхождение, главное — положение. Вон, в Англии всякая голытьба, собравшись в шайки, выдвигала из своей среды баронов, те и баронствовали, как привыкли. Отлавливали лыцарей и жарили их прямо в доспехах. И жен, что ожидали своих супружников, блуждающих по Сириям и Ливанам в поисках Гроба Господнего, тоже отлавливали. Только их не жарили.

Пошел бы Жан к баронству, да не очень получалось у него мечом махать, с лука стрелять и топорами кидаться. А за красивые глаза карьеру не сделаешь, к тому же очень смущало его подражание чиганам. У тех тоже бароны, важные и в побрякушках. А суть одна — захапать побольше, плоть свою баловать и умереть в расцвете сил от ожирения. Барон, барин — какая разница? Бетенкур все-таки больше ценил власть, которая, увы, без денег не дается. Каждый несет столько, сколько в состоянии вынести [36] Bharin — несущий, нагруженный, на руническом санскрите, (примечание автора) . Носильщиком ему быть не хотелось.

А кем хотелось? Этот вопрос надо было задать иначе: кем можно быть? Жан пошел в свой сарай, проверился, чтоб никто за ним не наблюдал. Но ночь стояла такая темная и гадкая от сыпавшего с разных направлений дождя, что вряд ли найдется человек, способный поставить крест на своей личной жизни в угоду сырости, холоду и мраку.

Бетенкур установил пирамидку, свечки и шар в порядке, который экспериментально ему казался наиболее верным. Перед тем, как поджечь свечи, он протер шар лоскутом кожи, но призадумался. Не было здесь ничего случайного, разве что треклятая мышь. Протереть стеклянную поверхность можно и нательной рубахой, вот надпись с чертой посередине должна быть приспособлена для чего-то.

— Черт! — внезапно догадался Жан, точнее — вспомнил. Когда-то отец Меур показывал ему такую же надпись, чтоб он умел ее отличать от других в своих инквизиторских изысканиях. — Конечно же. Как у меня из головы вылетело?

На коже было написано что-то, типа «Баал Зевул», а это явно свидетельствовало, что этот лоскут служил очень важным элементом в правильном соблюдении ритуала. Баал Зевул — это «Господин из преисподней», из самого его зева. Точно процитировать попа Жан уже не мог, не думал он, что доведется вот так запросто решиться на обряд, за который они, инквизиторы, и отлавливали всяких ведьм. Но тут дело другое, его цель не служить «Баал Зевулу», а всего лишь узнать, работает вся выстроенная им система, либо — нет. В крайнем случае, всегда же можно потушить огонь, убрать шар и сунуть за пазуху пирамидку. И еще, конечно, хочется спросить кое-что. Тоже с проверочной, так сказать, целью.

Жан решился. Не век же в Руане сидеть, всяких готов недорезанных отлавливать и по милости свыше заниматься погрузкой королевских парусников!

Запалив свечи, Бетенкур по наитию поместил на шар лоскут кожи, ставший почти прозрачным, так что перечеркнутая надпись тенью легла куда-то на центр образовавшегося яйца света. Черные свечи почему-то давали копоть, а света — мизер. Однако по углам сарая заметались какие-то тени, словно ветерок колебал горящие фитили, но ветра не было. Были галлюцинации.

Инквизитор почему-то нисколько не боялся — так не боятся спускаться в темный подвал, потому что заранее все в нем знают, что там есть, и где оно лежит. Он о страхах даже не думал, потому что занимал себя другой мыслью: дальше-то что?

Если бы он пригляделся к загадочной надписи, то заметил бы в ней изменения, которые, собственно говоря, вызывала линия, перечеркивающая слова. Она, эта черта, вела себя, как живая, слегка колебалась, меняя тем самым написание букв. То получалось balaksa seuloja [37] просеивающий белое, с рунического санскрита, (примечание автора) , то — bala-sena [38] войско, оттуда же, (примечание автора) , а иногда даже bhalla seva [39] стрела на службе, и это там же, (примечание автора) . Но Жан чесал себе в затылке, пытаясь что-то придумать, как направить происходящее на пользу.

Что-то происходило, но будто бы само по себе, без учета его волеизъявления. В углах образовался иней, земляной пол как-то начал подрагивать, причем сам сарай продолжал стоять ровно и твердо, как скала. Центр шара стал похожим на зрачок, черный и постоянно безуспешно фокусирующийся. «Всевидящее око», — усмехнулся инквизитор, но тут же получил мощный пинок под зад, отлетел к входной двери и ощутил себя крайне неуютно: на его шее сомкнулись две мохнатые ладони и принялись перекрывать доступ воздуха.

Бетенкур попытался оторвать их от себя, но своими руками ничего нащупать не удалось. Получалось, что горло само по себе сдавливается, чтоб, в конце концов, удушиться к чертям собачьим. За глаза, которые могли вылезти из орбит, Жан не переживал — они у него всегда были слегка того, на выкате. Вот способность дышать терять как-то не хотелось. Он нечаянно нащупал у себя за пазухой бляху с условным изображением пронзенного яйца. Сей же момент надпись на куске кожи перестала мутировать, замерев в порядке, отражающем bhalla seva. Как по волшебству хватка на горле исчезла, воздух с сипением потек в заскучавшие легкие. И зрачок в хрустальном шаре наконец-то нашел свою точку для фокуса.