Татьяна Форш - Выйти замуж за Феникса

Мы с Ником смотрели ему вслед, пока он не исчез, затем, не сговариваясь, развернулись и направились к горе.

— Слушай, а если это Кудыкина гора, значит, можно к гадалке и в этом мире наведаться? — Я тронула Никиту за руку.

В ответ его пальцы дернулись и поймали мои.

— Можно и наведаться. — Он остановился и развернул меня к себе. — Только… может, мы наведаемся к ней потом? Ну… чуть позже? А я тебя пока спрячу. — Ник огляделся и, тая усмешку, ткнул пальцем в растущий неподалеку жидкий куст. — Ну вот хотя бы в том кустарнике? Конечно, с этим мужланом я бы тебя не отпустил, но тащить в нору Змея тоже не горю желанием…

— Ты за меня боишься? — Я потупилась, пытаясь сдержать довольную улыбку. Как бы он ни старался, он не сможет скрыть от меня ту единственную важную правду — я ему все-таки нравлюсь!

Но то, что я услышала в ответ, заставило меня скрипнуть зубами и выкинуть свои романтические мысли:

— Я боюсь… за свое вознаграждение! Согласись, ни твой муж, ни твой отец мне достойно не заплатят, если у тебя не будет хоть одной из твоих аппетитных конечностей. Ну а если будет недоставать головы, не заплатят вообще ничего. Если, конечно, заметят разницу…

Ах так?!

Я со всей силы пнула его в голень, а когда он выпустил мою руку и скрючился, со всех ног бросилась бежать. К горе.

— Зар-р-раза! — Сзади послышался приглушенный рев и топот.

Слыша за спиной его хриплое дыхание, я только прибавила скорости, выкрикнув в ответ:

— От заразы слышу!

— Стой! Дура!

— Сам «дура»! — Еще и обзывается! — Наемник! Деревенщина! Ха-ха! Получил?! А не нужно было надо мной издеваться!

Гора приблизилась и угрожающе нависла надо мной черной безмолвной махиной, но я, ничего не замечая, петляла зайцем, перепрыгивала через валуны, обегала колючие кустарники и не обращала внимания на странный хруст, мечтая только о том, чтобы Ник меня не догнал, более того, потерял и больше никогда не нашел.

Перемахнув через внезапно разверзшуюся под ногами глубокую яму, я вдруг заметила впереди, довольно высоко, слабый, пробивающийся будто из самой горы свет. Хм… странно… Пещера Змея? Но зачем Змею свет? Он же не человек, чтобы греться у костра или подавно — жарить на вертеле добычу… Что-то тут не так…

Не дожидаясь Ника (потому как еще неизвестно, какой зверь страшнее), я принялась карабкаться наверх. Благо к пещере вела явно рукотворная лестница, собранная из больших белых валунов, коими были завалены все подступы к горе. У пещеры я помедлила.

Хотя… чего бояться? Мы и так выдали себя с головой!

Миновав несколько последних ступенек, я хотела просто войти в пещеру и будь что будет, но ноги отказались мне служить. Самым нелепым образом я запнулась за какую-то каменюку и растянулась на захламленном костями каменном полу довольно большой пещеры.

— Уважаемая, мы с моим другом услышали ваши крики. Так вот не сочтите за оскорбление, но слово «дура» применимо только к недальновидным, лишенным понимания реальности и адекватного восприятия мира особам женского пола. В отношении особей мужского пола предпочтительно употреблять слово «дурак». Или придурок, или идиот, или балбес, или балабол.

— Стоп, Афанасий Емельянович. Это уже не синоним слова «дурак», а скорее синоним слова «болтун», — решительно вмешался в нравоучения, читаемые мне хриплым басом, ломающийся тенорок, который я не спутаю ни с каким другим голосом. — Василиса Батьковна, если ты приперлась даже сюда клянчить мое прощение, я, так и быть, поверю, пойму и прощу, но чтобы больше ни-ни…

Я рывком поднялась, оглядела всю честную компанию, а точнее гревшихся у костра Борьку и улыбчивую жабу, метра под два ростом, с крылышками, сидевшую по-шамахански на валуне, вольготно скрестив на груди когтистые лапы, и попятилась. Борька удивленно выпучил глаза и даже попытался подняться с «належанного» места у костра.

— Вась, да я же пошутил, ты куда?!

— Наверное, эта милая девушка испугалась моего облика… — протянуло печальным басом чудище.

— Тю! Афанасий Емельянович! Я тебя умоляю! Ну как тебя можно испугаться? — фыркнул Борька, но все же принялся меня успокаивать: — Вась, ты его не бойся! Афанасий Емельянович — душа-человек, мм… точнее, змей… Короче, не обидит!

— Не обижу. В кои-то веки в мою берлогу забрели интеллектуальные гости, а я их обижать буду? Чтобы потом себе еще лет сто пятьдесят плешь проедать? — Змей расплел чешуйчатые лапы, хрустнул, разминая, толстыми пальцами с длиннющими когтями и поднялся. — Не бойся меня, девонька. Я добрый, мирный. Поговорить люблю. Когда был человеком, так первый парень на деревне… был.

— Человеком? — Я оглядела двухметровое чудище, покрытое не то жабьими пупырышками, не то рыбьей чешуей. Причем ни трех голов, ни хвоста, полагающегося Змею Подгорному, я не увидела. А вот крылья у него были роскошные — лоснящиеся, черные и двойные, как у бабочки. Верхние торчали из-за спины, как накрахмаленные оборки на бретелях фартука папенькиной горничной, а нижние стелились по полу. Под моим пристальным взглядом Змей смутился и поспешил запахнуться в крылья, как в халат.

— Не извольте сомневаться, барышня. Я… я… — Но что-либо внятное поведать он не смог, вытаращился поверх моей головы и, указывая когтистым пальцем на вход, из которого в пещеру вливалась ночь, попятился, повторяя как заговоренный: — Я… я… я… я…

Резво обернувшись, я и сама попятилась, разглядывая высокий силуэт с нелепо торчащим из бока колом и огромным, растущим прямо на голове кустом. Потом до меня дошло…

— Ник, выходи из засады. Борька и я живы и здоровы. А Змей оказался очень милым заколдованным человеком. Если не врет, конечно.

Силуэт приблизился. И я посторонилась, пропуская в пещеру Никиту. В одном не угадала. Подумала, что он, как наш бородач-проводник, для маскировки прихватил с собой вырванный с корнем неизвестный науке пожухлый куст, но оказалось, что Ник проявил изрядную смекалку и вместо куста притащил целый сноп свежего, чуть подсушенного сена. Ссыпав добычу у входа в пещеру, он поправил съехавший набок меч и шагнул вперед.

— То, что вы живы и здоровы, я уже и сам знаю. Постоял. Послушал. Решил сходить тут неподалеку сена набрать. А то Борька-то, поди, голодный?

Коняга и Змей переглянулись и одновременно заговорили:

— Да вы что?! Чтобы я дорогого гостя голодным оставил?!

— Да ты что, Ник! Мне Афанасий Емельянович, когда узнал о том, что я говорящий, слетал и целую торбу овса отборного принес. Правда, с бутылкой вина и пирожками…

— Ну уж извините — что было! Прямо из повозки спер. Мужик с бабой на козлах сидели и даже не оглянулись.

— Ну да, дареному коню, и все такое…

— Так! Заткнулись, оба!

Рык Никиты подействовал — Борька снова устроился на нагретом месте, а Змей удивленно вытаращил два ярко-зеленых глаза и сел на валун, с которого поднялся.