Павел Александров - Призвание миротворца

В состоянии полусна Марк начал изредка ощущать прикосновение человеческих рук. На нём меняли повязки, протирали чем-то влажным горящее от жара тело, осторожно вливали в рот капли очень горького сока. В такие минуты Марку становилось легче, жар немного спадал, боль утихала, мысли текли свободно и чисто.

Наконец, неизвестно через сколько дней или недель, наступила полуявь. Марку удалось чуть приоткрыть глаза и увидеть над собой потолок, свитый как будто из сухих листьев и прутиков. Зрение ещё было слабым, перед глазами всё плыло, и в те редкие минуты, когда кто-то склонялся над его неподвижным телом, Марк не мог различить лиц.

И всё-таки пробуждение наступило. Не мгновенно: ещё в период полусна Марк начинал шевелить то рукой, то ногой, будучи пока не в силах даже сжать пальцы. Сейчас, когда ему удалось приподнять голову, он обнаружил, что лежит в каком-то странном шалаше со сплетёнными из прутьев стенами, между которыми пробивались живые зелёные побеги. Марк лежал укрытый шерстяным одеялом на мягком, приятно пахнущем ложе из сена.

Марк нащупал большой шрам между ребёр, и тело в этом месте отозвалось тупой болью. Он попытался приподняться, но тут же рухнул обратно от слабости. Тело было измождённым и высохшим. Пальцы — сухие костяшки, обтянутые кожей. Лицо заросло грубой щетиной — сколько же времени он так пролежал?

Он был совершенно голым, но рядом лежала длинная льняная рубашка. Марк сумел натянуть её на себя за полчаса. Затем в течение часа предпринимал попытки встать со своего ложа, цепляясь за шаткую стенку шалаша. В конце концов, после небольшой передышки его усилия были вознаграждены. Вялый и измученный он добрался кое-как до выхода, откинул матерчатый полог, заменяющий здесь дверь, и вышел наружу.

Голова резко закружилась. Поначалу Марк решил, что он всё ещё во власти сна, настолько невероятным показалось ему увиденное. Он стоял на высоте не менее тридцати локтей, а внизу виднелись маленькие острые крыши домиков, покрытые вьющимися лозами. Деревянный настил, на котором он стоял, как и сам шалаш был сооружён вокруг ствола одного из величественных титановых деревьев. Основным крепежом, на котором держалось жилище, была закрученная вокруг дерева толстая ветвь или даже две — это Марк понял, разглядев вблизи такие же сооружения на других деревьях. Их было много. Между ними тянулись узкие подвесные мостики, свисали лесенки и тросы. Здесь было целое поселение людей, скрытое от чужих глаз толщами лесов Спящей сельвы.

Внизу Марк увидел воинов в маскировочных плащах с закинутыми за спину луками. Лесное Воинство! Теперь у него не осталось сомнений. Он попал в поселение лесного народа. Вот только на каких правах: гостя или пленника?

Было прохладно и сыро. Босые ноги начинали зябнуть.

— Надень башмаки, Маркос, — послышался рядом голос.

В двух шагах от него стояла девушка: Марк и не заметил, откуда она здесь появилась. Одета она была по-походному: зеленоватые холщовые штаны, из-под которых выглядывали носки сапожек, крепкая коричневая жилетка и плащевая накидка из матерчатых лоскутков, подобных ивовым листьям. Из-за спины девушки выглядывал изящный лук и две утяжелённые рукояти кривых парных мечей.

— Здравствуй… — произнёс Марк с ужасной хрипотой в голосе. За проведённое в постели время он отвык разговаривать.

— Со счастливым пробуждением, миротворец, — сказала девушка, почтенно кивнув, и вслед за тем приветливо улыбнулась. Почтение и дружелюбие были соблюдены в одном жесте. — Надень башмаки, вот они рядом.

На оставленные у входа плетёные башмаки Марк не посмотрел. Его взгляд приковался к лесной девушке с такой пристальностью, что в другое время он бы спохватился и смущённо отвернулся. Но неведомое количество дней, проведённых без человеческого общества в одних лишь снах и бреду, лишили его привычной учтивости. Он словно вернулся из долгого одиночного странствия. Впрочем, так оно и было.

Девушка была светлой: золотисто-жёлтые волосы с вплетённой в них синей ленточкой, небрежно растрёпанные и слегка мокрые, достигали плеч, но не ниже. По строгой моде Морфелонского Королевства такая прическа считалась очень короткой, а следовательно — легкомысленной. Пожалуй, легкомысленной могла показаться и улыбка девушки, но вот овальные небесно-голубые глаза выражали весьма твёрдый характер. В них читалась собранная в кулак решительность, привычка полагаться на свои силы, а не искать помощи у сильнейшего. Простоватый румянец на щеках воительницы больше соотносился с легкомысленностью улыбки, чем с серьёзностью глаз. Светло-коричневые линии бровей, необычайно длинные и изогнутые, подсказывали, что девушка не северянка и, может быть, вообще не из Каллирои.

Она была по-простому симпатичной, однако Марку, после долгих дней, сливающихся с ночами в мире эфемерных образов, девушка почудилась мифической красавицей-музой или нимфой.

— Не заставляй меня смущаться и стыдливо опускать глаза, миротворец, — быстро проговорила девушка, вновь прибегнув к почтительно-дружелюбной интонации. — Это не учтиво.

Марк спохватился и принялся с таким усердием обуваться, что потерял равновесие и чуть не повалился на верёвочные перила, ограждающие настил. Воительница подхватила его под руки и почти втащила обратно в шалаш, уложив обратно на сенное ложе, словно раненого. Она была крепко сложенной, руки её, похоже, были привычны не только к тетиве лука и рукоятям мечей, но и к обычному труду лесных поселян. Наверняка и уход за больным входил в ее обязанности. Марку стало неудобно, едва он вспомнил, что сидит перед ней в одной нижней рубашке, высохший и небритый.

— Ты за мной здесь присматривала?

Девушка уселась рядом с ним на соломенную подстилку, подложив ноги под себя.

— Так, немного. О тебе заботились Береван, а ещё — наш лекарь Эльвиан. Я только время от времени сменяю Беревана.

— Понятно. Я долго так пролежал?.. Прости, как тебя зовут?

— Элейна, или просто Лейна, — коротко представилась девушка, не упомянув об отце или родном крае, как это было принято. — Ты провёл здесь шесть недель и три дня, Маркос.

— Шесть недель… силы небесные, — прошептал Марк.

— Возблагодари эти силы, что не встретился с ними раньше отведённого. Твоя рана была очень опасной. Тот, в чьё нутро попадает тёмная горечь солимов, долго не живёт. В лагере наёмников ты бы точно не выжил.

— Что с моими людьми? Что с девушками? — память возвращалась стремительными скачками. До Марка начала доходить реальность того, что ему довелось пережить у Раздорожной Таверны.

— Если верить вашим, то все твои люди живы, Маркос. Погибли четверо людей другого десятника, одна девушка и юноша из Лесных Ковылей.