Дмитрий Таланов - Школяр

Он склонился к самому уху Филя и прошептал:

— В следующий раз, если ты опять будешь рыться в моей лаборатории, пожалуйста, возвращай всё на место, а не заставляй профессора Фабрициуса приносить это ко мне на квартиру!

Филь покраснел, как свежесваренный рак, а следом порозовел Ян, сидевший рядом. Оба лишь сейчас спохватились, что труба Лонергана осталась во Второй Медицинской и всё это время никто про неё так и не вспомнил.

— Продолжаем тему «Отражение Света», — объявил затем профессор, — точнее, заканчиваем. Домашние задания будут выданы в конце лекции по результатам обсуждения, призванного продемонстрировать, что вы помните после длительного периода веселия и безделья. Итак, уроним наши сердца в колодец повседневности!

Филю оставалось желать, чтобы профессор Иллуги только подшучивал над ним, потому что профессор вернулся с каникул с большим зубом на обоих Фе и близнецов Хозеков. Первое, что он сделал, это вычеркнул имя Габриэль из списка своей команды по игре в Юку.

Услыхав новость, Филь воскликнул:

— Но до первой созревшей юки еще полгода!

— Ты не понимаешь, это жест, — хмуро пояснил Ян. — Выражение намерений, как грозовые облака на горизонте. Филь, я думаю, ему досталось за нас от обитателей Кейплигского замка и нам следует готовиться к буре!

И буря разразилась, пусть в стиле профессора Иллуги. Сначала заворчал гром: за ночные шатания теперь отправляли без промедления на сутки в Печальный карцер. Потом ударила молния: за нахождение школяров в Первых лабораториях во внеучебное время без письменного разрешения грозило исключение из школы.

Затем налетел шквал. Не делая ни малейших поблажек никому из Фе и Хозеков, профессор Иллуги стал требовать от них развернутых решений с подробными объяснениями, откуда и что вытекает. Анне было тяжелее всего, и к середине января она уже вскипала при одном упоминании имени ректора.

— Это же примитивная теорема, её знают последние идиоты! — кричала она после очередных занятий. — Почему я должна её доказывать? Ах, у него, видите ли, возникли сомнения, что я это понимаю! Хомо суспициозус!

Габриэль держалась дольше, но и она в конце концов разразилась слезами:

— У меня на его задания теперь уходит в пять раз больше времени! Гельминт в берете!

В довершение всех бед мороз, с начала года сжавший в тисках Алексу, не ослабевал до конца февраля. Филь несколько раз подскакивал в страхе по ночам от грохота, вызванного лопнувшими на лютом холоде стволами сосен в лесу.

В первый раз он особенно испугался, подумав, что это профессор Лонерган поднял на воздух лабораторию естествознания. Поиски замены огниву шли полным ходом, и от экспериментов, проводившихся во Второй лаборатории, успели пострадать стол, два табурета, а в один неудачный день вышибло взрывом окно.

Окно было на совести Филя: он намешал слишком много смеси и использовал не обычную селитру, а стащил очищенную у профессора Лонергана. Их спасло вмешательство самого профессора: обнаружив пропажу, тот вбежал во Вторую за секунду до того, как разогреваемая в сосуде смесь вспыхнула, и сбил Филя, Яна и Тома Рафтера с ног. Николас Дафти в это время уже сидел под столом. Взрыв вырвал кусок из столешницы и высадил окно, а Филь накрепко усвоил разницу между чистыми и нечистыми реактивами.

В другой раз, стремясь замедлить скорость реакции, Филь не придумал ничего умнее, как заменить уголь железной окалиной с добавлением черной магнезии, потому что окалины было мало. Боясь разогревать смесь в стеклянном сосуде, он поджег её в чугунном тигле. Загораться она не желала, и Николас Дафти, не веря в успех замены угля на железо, сунулся к тиглю, когда тот, наконец, вспыхнул. Пламя опалило Николасу брови, но куда сильней его напугала сквозная дырка, образовавшаяся после этого в тигле.

От страшной температуры загорелся стол, а попытки потушить снегом белое пламя не привели ни к чему хорошему. Вмиг испарившись с громким «Бах!», снежок заполнил лабораторию паром, но пламя погасло не сразу и только после того, как сожрало часть стола. Впечатленный увиденным, Николас забросил это занятие, вслед за Куртом Норманом, хотя тот не участвовал в разрушении Второй.

Курт пропустил катастрофу по причине того, что сидел в Печальном карцере за хождение по улице после отбоя, и, услышав о происшествии в лаборатории, тоже больше не приходил. Оставшись втроем, Филь, Ян и Том сломали головы, что делать дальше.

Требовалось получить микроскопический взрыв, который бы инициировал устойчивое горение. Взрыв был получен. Имелось и более, чем устойчивое горение, но как совместить их вместе, никто из них не представлял. Книги Марка Грека и Бертольда Шварца были вновь перелистаны взад и вперед, но решения в них не находилось. К марту Филь ощущал себя способным взорвать и поджечь что угодно, а задача так и висела над ним нерешенная. Разве что дырявый тигель удивил профессора Лонергана, и тот выспросил точные ингредиенты.

Радость, что у них что-то получилось, продолжалась у Филя недолго. Профессор не забывал напоминать, что ждет от них на экзаменах демонстрацию «чуда со свечой». Они закончили раздел «Свет» и начали «Воздух», и всё же никто из учеников кафедры не представлял, как отгадать эту загадку. Один Ян нисколько об этом не переживал, неизменно утверждая, что разгадка так или иначе сама упадет им в руки.

Вторую загадку, с не выливающейся водой из перевернутого стакана, они в конце концов разгадали. Точнее, Ян прочитал об этом в одной из книг, которыми Филь с отчаяния завалил подоконник в их комнате настолько, что теперь там царил полумрак. Было невероятно поверить в то, что воду в стакане удерживало давление воздуха, но так говорилось в книге, а невероятность этого обещал рассеять профессор Лонерган в следующем году.

И тут настала весна. Едва лучи мартовского солнышка согрели землю, Филя стали волновать совсем не учебные вопросы. Он потерял интерес к Лонергановским загадкам, а прочие дисциплины ему вовсе опротивели. Поразмыслив, что с этим делать, Филь решил, что пришло время избавляться от излишней нагрузки. Он перекинулся парой слов с Яном, получил одобрение и без промедления взялся за реализацию идеи.

Тем же вечером после занятий Филь, обнимая гору книг, брел в трапезную, пыхтя от натуги. У него хватило сил поприветствовать встретившуюся на дороге Анну, но тут его силы иссякли, и книги выпали у него из рук. Зная, что ему будет, если они успеют намокнуть в подтаявшем снегу, он бросился их подбирать, но от слабости это у него плохо получалось. Анна помогла ему уложить книги в стопку и пошла рядом, с удивлением взглядывая на него. Они редко виделись в последнее время, а Филь выглядел необычно изможденным.