Джо Аберкромби - Герои

Несмотря на раздробленную руку и заштопанную щёку, Кальдеру не пришлось тяжело напрягаться, возвращая на место самодовольную ухмылку. Она его вовсе не напрягала. Пускай он не выше всех ростом, всё равно, в этой долине он — самый большой человек. Он — новый король Севера, и всякий, кому он велит сожрать говно, сделает это с улыбкой. Он уже решил, кого попотчевать первым.

Смех Коля Долгорукого эхом стоял в ночи. Старик сидел на бревне у костра, с трубкой в руке, прыская дымом от слов какой-то женщины рядом с ним. Когда Кальдер приблизился, она оглянулась по сторонам, и он чуть не навернулся о собственную ногу.

— Муж. — Она встала, неловко, из-за тяготы в животе — и протянула руку.

Он взялся за эту руку — маленькую, мягкую и сильную. Завёл её себе на плечо, а потом обвил жену своими руками — и отбитые рёбра едва ль причиняли боль, пока они всё крепче и крепче сжимали друг друга. На мгновение ему показалось, что кроме них на Героях — никого.

— Ты цела, — прошептал он.

— Не по твоей милости, — тёрлась она своей щекой об его.

У него защипало веки.

— Я… понаделал ошибок.

— Само собой. Все твои верные решения — мои.

— Значит, больше не оставляй меня одного.

— Полагаю, больше я за тебя в заложницы не пойду.

— Я тоже так думаю. Обещаю. — Он не справился с наплывом слёз. Самый большой человек в долине стоял и плакал — перед Долгоруким и его названными. Он бы почувствовал себя дураком, коли при виде неё был бы в состоянии чувствовать хоть что-то, кроме радости. Он оторвался от неё, чтобы рассмотреть её лицо: освещённое с одной стороны, тёмное с другой — в глазах стояли отблески костра. Улыбающееся, с двумя малюсенькими родинками под уголком рта, которых он не замечал прежде. В голове стояла лишь одна мысль — он ничего подобного не заслуживал.

— Что-то не так? — спросила она.

— Не. Просто… совсем недавно я думал — мне больше никогда не увидеть твоего лица.

— И тут вдруг на тебе?!

— Я никогда не видел ничего прекраснее.

Она оскалила зубки.

— О, так про тебя говорили не зря. Ты обманщик.

— Хороший обманщик постарается наговорить как можно больше правды. Так ты ни за что не поймёшь, что именно тебе преподносят.

Она обняла его забинтованную ладонь своими, перевернула, постукивая кончиками пальцев.

— Ты ранен?

— Ерунда для такого знаменитого поединщика, как я.

Она крепче сжала его ладонь.

— Я серьёзно. Ты ранен?

Кальдер поморщился.

— Я пока не скоро снова отважусь выйти на поединок, но жить буду. Скейл погиб.

— Мне сказали.

— Теперь ты — вся моя семья. — И он положил здоровую руку на её раздувшийся живот. — Всё ещё…

— Как кулёк с отрубями, который давил на мочевой пузырь всю дорогу от Карлеона на проклятой колымаге? О, да.

Он улыбнулся сквозь слёзы.

— Нас трое.

— И ещё мой отец.

Он оглянулся на Долгорукого, ухмыляющегося им с бревна.

— Айе. И он.

— Но ты её не надел?

— Кого?

— Цепь твоего отца.

Он вынул её из внутреннего кармана, тёплую, ибо она прижималась к его сердцу, и алмаз свесился набок, полон огненных красок.

— Наверно, жду подходящий момент. Если хоть раз её наденешь… уже не снимешь. — Отец, вспомнил он, объяснял ему, как тяжела эта цепь. Под конец.

— Зачем же тебе её снимать? Ты теперь король.

— Тогда ты — королева. — Он перекинул цепь через её голову. — И на тебе она лучше смотрится. — Он подвинул алмаз, чтобы тот лёг ей на грудь, пока она высвобождала волосы.

— Моего мужа не было целую неделю, и что он мне привёз? Всего-навсего Север со всем, что на нём есть?

— Это только половина подарка. — Он качнулся, как будто хотел поцеловать её, а в последний миг остановился и щёлкнул зубами у самых губ. — Остальное отдам попозже.

— Обещания, обещания.

— Мне надо поговорить с твоим отцом, на минутку.

— Так говори.

— Одному.

— Мужчины и их чёртова болтовня. Не заставляй меня ждать слишком долго. — Она прильнула к нему, губами щекоча ухо, поглаживая коленом его ногу с внутренней стороны — отцовская цепь задевала плечи. — Я хочу преклонить колени перед королём Севера. — Подушечкой пальца мазанула по шраму на подбородке и пошла прочь — не давая ему отвести глаз, наблюдая за ним через плечо, немного пошатываясь от тяжести живота, но от этого ничуть не будучи хуже. Наоборот, лучше. В голове стояла лишь одна мысль — он ничего подобного не заслуживал.

Он встряхнулся и проковылял к огню, малость согнувшись, поскольку стояк внутри штанов распирал нещадно, а беседу никак не годилось начинать тыча Долгорукому в глаза раздутой мотней. Отец его жены разогнал своих седобородых приспешников и сидел в одиночестве, толстым большим пальцем забивая в трубку свежий ломоть чагги. Чутка поболтать с глазу на глаз. Прямо как несколько ночей назад. Только теперь Доу умер, и всё переменилось.

Кальдер промокнул глаза, присаживаясь у кострища.

— Другой такой, как твоя дочь, не найти.

— Слыхал, тебя звали лжецом, но нет правдивей слов, чем эти.

— Другой такой не найти. — Кальдер смотрел, как она исчезает во тьме.

— Раз она твоя, ты везунчик. Помнишь, что я тебе говорил? Присядь на бережку, расслабься. Погляди, чего намоет море. — Долгорукий побарабанил по скуле. — Я много чего пережил. Послушал бы ты меня.

— Разве сейчас не слушаю?

Долгорукий поёрзал на бревне, пододвигаясь чуточку ближе.

— Ну, тогда, порядок. Многие мои парни не находят себе места. Уж очень долго мечи не ложились в ножны. Я бы не прочь отпустить кое-кого домой, к их собственным жёнам. Ты надумал принять предложение колдуна?

— Байяза? — Кальдер фыркнул. — Я надумал повыжать из старого брехуна все соки. Давным-давно у них с отцом был уговор, а потом он его предал.

— Значит, дело в мести?

— Немножко, но в основном — в здравом смысле. Если бы Союз вчера продолжил натиск, они могли бы с нами покончить.

— Может и так. И что?

— То, что не вижу причин им прекращать бой, кроме одной: им некуда было деться. Союз громаден. Уйма рубежей и границ. Считаю, у них полно и других забот. Считаю, с каждым днём, пока старый лысый хер сидит на месте, условия будут становиться всё выгоднее.

— Хех. — Долгорукий выудил из огня пылающую палку, поднёс её к чашечке трубки и заулыбался, прикуривая. — Ты умный, Кальдер. Мыслящий. Как твой отец. Я всегда говорил — из тебя выйдет правитель.

Кальдер никогда от него такого не слышал.

— Но не помог мне им стать, правда?

— Я же сказал, что коль мне суждено сгореть — я сгорю, но сам себя поджигать не стану. Как там любил говорить Девять Смертей?

— Надо смотреть правде в глаза.

— Точно. Правде в глаза. Уж ты-то, по-моему, должен понимать это получше многих. — Щёки Долгорукого впали — он всосал из трубки, а потом выпустил изо рта бурый завиток дыма. — Зато теперь Доу мёртв, и Север у твоих ног.