Джо Аберкромби - Герои

— Так много людей, — заметила Элиз. — Ваш отец, безусловно, несёт огромную ответственность.

— Да. — В последний раз, когда Финри виделась с отцом, её потрясло, насколько изношенно тот выглядел. В её уме он всегда был отлит из железа, и осознание того, что внутри он может быть мягок, огорошило больше всего. Наверно вот так ты и становишься взрослой, когда понимаешь, что твои родители столь же способны ошибаться, как и все остальные.

— А сколько солдат у них?

— На Севере нет чёткой границы между солдатом и штатским. На их стороне несколько тысяч карлов — профессиональных бойцов, с собственными кольчугами и оружием, приученных к военной жизни, тех, кто становятся остриём атаки и первым рядом в стене щитов. Но на каждого карла придётся несколько трэлей — крестьян или ремесленников, сражающихся или работающих на войско, за деньги или по принуждению, обычно легковооружённых — копьём или луком, но тем не менее, часто закалённых воинов. Ещё есть названные, опытные ветераны, боевыми свершениями завоевавшие почётное место. Те служат в качестве офицеров, телохранителей или разведчиков в небольших группах, называемых дюжины. Как вон они. — Она указала на захудалую вереницу людей Ищейки, оттеняющих колонну справа на гребне. — По-моему, вряд ли кто-нибудь знает, сколько всего сил у Чёрного Доу. Пожалуй, не знает и сам Чёрный Доу.

Элиз заморгала.

— Ты так много знаешь.

Финри очень хотела сказать «а то!», но ограничилась беззаботным пожатием плеч. Здесь нет волшебства. Она просто слушала, наблюдала, и не заговаривала прежде, чем ясно понимала, о чём собирается говорить. Знание, в конце-то концов, корень всего могущества.

Элиз вздохнула.

— Не правда ли, война ужасна?

— Она стирает ландшафт, ступорит промышленность и торговлю, убивает невинных и награждает виновных, пускает по миру честных людей и набивает карманы дельцам, и под конец выдаёт одни лишь трупы, памятники, да легенды о доблести. — Финри решила не упоминать, что вместе с тем война часто сулит огромные возможности.

— Так много искалеченных, — произнесла Элиз. — Так много мёртвых.

— Ужасно. — Однако после мёртвых остаются места, куда может быстренько ступить проворная нога живого. Или куда проворные жёны могут быстренько протолкнуть своих мужей…

— И все эти люди. Теряют кров. Теряют всё. — Элиз увлажнёнными глазами уставилась на встречную процессию обездоленных — оттеснённых солдатами с дороги и вынужденных тащиться сквозь удушливую пыль.

Преобладали женщины, хотя судить было нелегко, настолько изодраны их лохмотья. С ними несколько стариков и несколько детей. Наверняка, северяне. Несомненно, бедняки. Даже не бедняки, ведь у них буквально не было ничего. Лица искажены от голода, челюсти свисают от истощения. Цепляются за душераздирающе тощие пожитки. Они глядели на топочущих в другую сторону солдат Союза без ненависти и даже без страха. Они отчаялись настолько, что вышли за пределы любых эмоций.

Финри не знала, от кого именно они бегут и куда лежит их путь. Что за ужас привёл их в движение, и какие ещё предстоит им вынести. Бездумные ритмы войны расшатали их дома и вытрясли людей наружу. Глядя на них, Финри чувствовала себя постыдно защищённой, отвратительно везучей. Легко забыть сколь многое у тебя есть, если глаза всегда нацелены на то, чего у тебя нет.

— Кто-то должен что-то сделать, — тоскливо прошептала Элиз.

Финри стиснула зубы.

— Вы правы. — Дала коню шпоры, вероятно взметнув пару комков грязи на белое платье Элиз, мгновенно покрыла отделяющее расстояние и вклинилась в группу офицеров, бывшую мозгом дивизии, зачастую работавшим вхолостую.

Тут разговаривали на языке войны. Распорядок и снабжение. Погода и настрой. Этапы передвижения и боевые порядки. Для Финри он не был иностранным, и, продвинув коня между ними, она сразу начала отмечать просчёты, ошибки, несообразности. Её воспитывали в казармах, солдатских трапезных и штабах, она пробыла в армии дольше большинства тутошних офицеров и знала о стратегии, тактике и логистике не меньше их. Уж точно значительно больше лорда-губернатора Мида, кто до прошлого года не встречал противника опаснее, чем званый ужин.

Он ехал в самом центре скопления, под штандартом, несущим скрещенные молоты Инглии, облачённый в великолепный лазоревый мундир с золотым шитьём, подходящий скорее актёру карнавальной постановки, а не генералу в боевом походе. Вопреки всем отданным портному деньгам, пышный воротник вовсе не пришёлся впору, и жилистая шея постоянно торчала оттуда, будто шея черепахи из панциря.

Годы тому назад он потерял троих племянников в Битве у Чёрного Колодца, и вскоре после этого брата, предыдущего лорда-губернатора. С тех самых пор он взлелеивал неодолимую ненависть к северянам, и был настолько рьяным сторонником войны, что содержал за свой счёт половину дивизии. Тем не менее, ненависть к врагу не добавляла командирских качеств. Как раз наоборот.

— Леди Брок, как замечательно, что вам удалось к нам присоединиться, — со спокойным презрением промолвил он.

— Я просто ехала своей дорогой, а вы оказались у меня на пути. — Офицеры усмехнулись со, в случае Хэла, слегка мучительной ноткой. Он со значением искоса посмотрел на неё, и она вернула ему взгляд. — Мы с другими дамами заметили беженцев слева от нас. Мы надеялись убедить вас поделиться с ними некоторой пищей.

Мид сдвинул рыбьи глаза на колонну отверженных с таким пренебрежением, словно они были дорожкой муравьёв. — Боюсь, на первом месте должно стоять благополучие моих солдат.

— Конечно, разве ж такие крепыши ради благого дела выдержат разок не перекусить? — Она тюкнула по нагруднику полковника Бринта и выбила из него нервный смешок.

— Я заверил маршала Кроя, что к полуночи мы выйдем на позиции к стенам Осрунга. Нам нельзя мешкать.

— Всё можно сделать за…

Мид высокомерно от неё отвернулся.

— Дамы и их благотворительные проекты, ммм? — бросил он своим офицерам, провоцируя череду подхалимских хохотков.

Финри перебила их собственным пронзительным хихиканьем.

— Мужчины и их игры в войнушку, ммм? — Она похлопала перчатками по плечу капитана Хардрика, достаточно сильно, чтобы тот поморщился. — Что за нелепая, бабья причуда — попытаться спасти жизнь-другую. Теперь до меня дошло! Наш долг заставить их валиться у обочин, как мухи, разносить, где только можно, чуму и лихорадку, и превратить их страну во всеми проклятую пустыню. Уверена, это научит их должным образом уважать Союз и его способы вести дела! Вот что такое военное искусство! — Подняв брови, она оглядела офицеров. По крайней мере, те прекратили смеяться. В частности, Мид никогда не выглядел настолько унылым, чего не так-то просто достичь.