Владимир Лосев - Королева ночи

— Я в ваших краях впервые, ничего здесь не знаю, — развел руками Костя. В кузницу он не входил, держался в стороне, чтобы была возможность увернуться, если кто-нибудь в него опять что-то бросит.

Разговоры, разговорами, но если этим людям что-то не понравится, придется бежать. А когда все мужики из деревни соберутся, то от толпы не отмахаться.

Скорее участковый пришел бы что ли… он-то не позволит на него кидаться, конечно, в кутузку посадит, зато все выяснит по телефону. А потом разрешит домой позвонить, мать, конечно, расстроится, но все равно приедет выручать. Интересно далеко ли они от города?

— После того как очнулся, через лес пошел, вот это на себя нацепил, чтобы людей не пугать…

— Дорога в город — какая ж еще? — покивал подручный. — Там и подстерегли, других здесь и нет, да и к лесу она одна близко подходит.

— Вот-вот, — закивал Костя, настороженно косясь на подходивших к кузнице мужиков, не зная как на них реагировать — если зажмут в круг и начнут дубинами махать, то не вырвешься, точно убьют.

А каждый что-нибудь в руках да нес — кто дурно сбалансированный меч, больше похожую на плохо заточенную полоску металла, обмотанную на конце тряпками для того, чтобы ее можно было хоть как-то держать, кто дубину или деревянные вилы — рогатину с острыми закаленными на огне краями.

Косте это не понравилось, пока ни у кого он видел ничего, что говорило бы о том, что они живут в двадцать первом веке.

В перемещение во времени он не верил — получается все-таки староверы?

Тогда почему ни у кого крестов на шее не видит, ладанок или образов мелких.

Что-то тут было не так…

Девушки были одеты в сарафаны, а цвета всего два — красный и коричневый, видимо других красителей здесь не было, да и ткань, похоже, сами ткали, волокна грубые, толстые…

Да и у мужиков штаны и рубахи так сотканы — что у них совсем магазинов нет?

Девицы, разглядывая Костика, хихикали, прикрывая рот ладошкой, с огромным интересом разглядывая его набедренную повязку, точнее то, что от нее осталось после прыжков и падений. Юноша даже руки опустил, чтобы прикрыть срам — так кажется это у староверов называется — но этим вызвал только новый взрыв смеха.

К его облегчению кузнец все-таки настроился на мирный лад и махнул рукой, приглашая зайти в кузницу:

— Ладно, заходи, поговорим, не похож ты парень на чужака, может о чем и договоримся. А вы, люди добрые, расходитесь, представление закончено, тут вам не городская ярмарка. Мы как-нибудь без вас разберемся, парень вроде безобидный, дурачок…

— Ты где такого справного дурачка нашел, дядя Кирилл? — поинтересовалась одна из девушек. — Может там и другие такие имеются, не такие стеснительные…

Сквозь толпу пробрался невысокий мужик, в домотканых штанах и такой же серой плохо выбеленной рубахе, немного постоял, хмуро разглядывая Костю, а потом замахал руками на девушек и баб:

— Расходитесь. Ишь сбежались, чтобы посмотреть на голого мужика. Глаза-то свои бесстыжие отведите, побойтесь бога. Нечего тут баловством заниматься. С пришлым человеком как-нибудь без вас разберемся, ваше дело кашу варить, да холсты прячь, а на чужаков у нас охранники есть.

— Подожди, Ефим, — остановил его кузнец. — Девок мне надо кое о чем спросить. Вы мне скажите, среди вас есть среди вас хоть одна Мелиссия? Может, кто так дразниться, или соврал, когда имя свое называл? Паренек эту девку ищет…

— Да, откуда у нас такая возьмется? Мы баловством разным не занимаемся, у нас все строго, а имя не наше, не местное. Может, паренек, заблудился и не в ту деревню зашел? Нет у нас никаких Мелиссиев…

Кузнец нахмурился, что-то соображая. Пока тот не придумал чего-то, что ему точно не понравится, Костя быстро скользнул в кузницу, подошел к очагу, подставляя замершие бока и руки ласковому теплу.

Мальчишка при виде его тут же забился в самый темный угол, настороженно поглядывая на него, выставив перед собой большой плохо скованный нож. Кузнец и кряжистый мужик зашли в кузницу.

— Это староста наш, Ефим, — представил его кузнец. — Он твою судьбу решать будет, если скажет убить — убьем, и рука не дрогнет, а если скажет оставить, то оставим.

— Да я вроде оставаться-то и не собирался, — Костик повернулся к Ефиму лицом, всматриваясь. Нормальный мужик, по лицу видно, что не дурак, и решительный, привыкший повелевать. Глаза оценивающие, спокойные. — Мне бы одежду, пусть рваную, а еще хорошо бы телефон, я позвоню, и за мной тут же приедут. А убивать меня нельзя. Вы, что, здесь совсем никого не боитесь? Узнают же, и всех посадят, прокуратура, думаю, даже в такой глухомани есть…

— Так говоришь, напали на тебя лихие люди? — хмыкнул недоверчиво староста. — А как же ты от дороги до нас по лесу шел? И почему к нам? Деревень вокруг хватает, по тракту их с десяток, а то и больше наберется — проще туда, чем к нам, мы далече от города находимся, да и бедные…

— Я же говорю по голове ударили, — вздохнул юноша. Не нравилось ему здесь, ой, как не нравилось. Скорее бы дали телефон, сотовых-то здесь похоже отродясь не видали. Тьфу! Даже думать стал, как они. — А сейчас сам не помню, куда шел… зачем шел…

— Голову покажи, — нахмурился Ефим. — Что-то я крови на ней не вижу, неправду говоришь, а я этого не люблю.

Костик тихо выругался и сделал шаг к стене, готовясь к драке, да только сзади навалился подручный, схватив за плечи. Сила у парня была недюжинная, схватил так, что даже ребра затрещали. Староста за волосы его схватил, голову наклонил, внимательно всю осмотрел и вздохнул:

— Ни шишки, ни крови, как я и думал. Врешь ты все!

Костя невесело усмехнулся.

— И что дальше Убивать будете, или разрешите позвонить в город?

— Может, будем убивать, а позвонить не дадим, нет у нас в деревне ни колокола ни часовни, ни к чему это нам, вера она же в душе…

— Мне ваш колокол не нужен, я про телефон спрашивал…

— Теле… фон говоришь? — староста задумчиво покатал на языке незнакомое слово. — Мы о таком сроду не слыхивали, да и в соседних деревнях тоже, это у вас в городе такой есть? А он зачем вам нужен?

«Точно староверы, — подумал Костя и задергал плечами, чтобы его отпустил подручный, но тот убрал свои руки, только увидев разрешающий кивок Ефима. Юноше стало как-то нехорошо, словно умерла последняя надежда. — Вот попал, так попал. Где-то читал, что они все заодно — могут и убить, труп за околицей закопают и никто не узнает о нем. Матушка погорюет, поплачет, да толку-то? Пашка расскажет историю о Стоун Хедже, поищут, не найдут и успокоятся. А где он? Как сюда попал? Неужели все-таки не сон?»

— Телефон — это такая трубка, в нее говоришь, а на другом конце тебя слышат, звук по проводам идет, а они по всей России растянуты.