Анна Мистунина - Проклятый

— Это правило применимо только к магам, — поспешил добавить Сильный Норн. — Полукровка не может претендовать ни на что.

— Сильнейший Амон признал меня магом и своим сыном, вы все тому свидетели, — возразил Кар. — Разве не так?

— Так, — сказала Кати.

— Это было до твоего предательства, — сказал Норн.

— А что изменилось теперь? Разве слово Сильнейшего так мало стоит, что его можно давать и отнимать в зависимости от обстоятельств?

— Изменилось то, что ты теперь преступник, — раздраженно вступила Тари. — Зачем мы тратим на него время, Сильные? Что с вами?

— Я преступник, если проиграю бой, — теперь Кар смотрел только на отца. В его глаза, где клубилась, затягивая и маня, багровая тьма. — Если нет… Ведь неважно, что они говорят, Сильнейший, верно? Неважно, каковы обычаи. Правишь ты, ты один, и ты решаешь все. Скажи, ты примешь мой вызов? Или, может быть, ты боишься?

— Надеешься разозлить меня, словно я дикарь? — негромко спросил отец. Голос его обжигал льдом. — Мне казалось, у тебя хватит ума сбежать подальше от моего гнева. Но ты еще глупей, чем я думал. Надеюсь, Сила из твоей крови хоть немного восполнит мне потраченное зря время.

Рядом раздался удивленный голос Диона:

— В таком случае зачем мы здесь?

— Вы здесь по моей просьбе, — сказала Кати. — Я выслушала Амона-младшего и сочла его требование законным. Наши обычаи…

— По нашим обычаям он вообще не должен жить! — отрезал Норн.

— Но мы сами приняли его, это было общим решением.

— Я согласен, Сильная Кати, — неожиданно поддержал Дион. — Совет Сильных признал его полноправным магом. Отказать ему теперь — значит пойти против обычаев нашей Империи, а они…

— Единственное, что делает нас остатком Империи, а не жалкой кучкой одичавших побежденных, — ледяным голосом заключила Кати. — Не ты ли учил меня этому, Сильнейший?

— Все цепляешься за старую обиду? — спросил ее отец. — На что ты рассчитываешь?

— Я только напоминаю тебе обычаи, Амон Сильнейший.

— Итак, мнение Совета? — спросил отец.

— Выпустить ему кровь и вернуться к работе, — сказала Тари.

— Согласен, — кивнул Норн.

Дион, за ним Лэйн хмуро покачали головами.

— Деритесь, — сказал Лэйн. — Кати права насчет обычаев.

Остальные кивками подтвердили согласие.

Кар с трудом не выдал удивления и медленно расцветавшей радости. Пятеро членов Совета поддержали его. Пятеро. Даже Лэйн. Почему?

— У него в любом случае нет шансов, — пояснил Дион. — Так зачем нарушать обычаи, Сильнейший?

Обычаи. Всего лишь. Древние законы народа, которому законы не нужны. Кар позволил уголкам губ дрогнуть в усмешке.

— Правда ли, что Сильнейший не может отказать в поединке тому, кто усомнится в его праве занимать кресло Главы Совета?

— Я уничтожу тебя, — сказал отец почти ласково. — Это будет больнее, чем жертвенный нож. Намного больнее.

— Тогда, может быть, приступим? Если ты не возражаешь.

Сильнейший кивнул членам Совета, и те раскинули руки, шаг за шагом отступая к краям площадки. Защитный купол накрыл место поединка. Внутреннему взору он представлялся дымкой, затемнившей и без того темное небо. Взгляды, обычные и магические, легко проникнут сквозь купол; он предназначен не дать смертельным заклятиям вырваться наружу и попасть в зрителей.

Противники остались вдвоем. Кар снова посмотрел отцу в глаза.

— Прощай, сын, — сказал тот.

— Прощай, — ответил Кар. — Знаешь, ты был прав. Твоя кровь в моих жилах не делает меня твоим сыном. И ты никогда не был мне отцом.

Вместо ответа Амон ударил. Простым заклятием, Кар знал его с первых лет обучения. Но Сила, вложенная в обычный приказ, не была Силой ученика или даже опытного мага. Сердце Кара послушно замерло. Кровь остановилась, мертвенная слабость разлилась по телу. Теряя сознание, он на остатках воли бросил ответный приказ. И отступил, судорожно глотая воздух.

Сильнейший смял заклятие Кара небрежно, как лист бумаги, но Кар ударил снова, на крохотный миг опередив отца. Грубо и незатейливо, упрощенной версией кокона, что некогда пытался применить Ирэн. Отец поднял руку, отбив заклятие на лету.

Теперь оба ударили одновременно, одним и тем же заклятием. Огненные молнии скрестились в воздухе и угасли, не причинив вреда. Вспышка разогнала наступивший сумрак, на миг ярко осветив отцовское лицо. Глаза Сильнейшего сверкнули.

— Жаль, — выдохнул он. — Из тебя вышел бы отличный Сильный.

— Люблю, знаешь ли, прыгать через ступеньки, — Кар метнул серебристый луч смерти Амону в грудь.

И упал на колено, когда Сильнейший легким движением развернул заклятие. Серебряная стрела вонзилась в левое плечо Кара, лишь по случайности не попав в сердце. Рука повисла плетью. Над головами вскрикнул грифон.

— Потому и закончишь сломанной шеей, — новый луч полетел вдогонку первому.

Не успевая отбить его, Кар упал на бок, и луч вонзился в купол. Тихий звон, неслышимый уху, обозначил сработавшую защиту. Вскакивая, Кар ударил что есть Силы, не лучом — копьем из серебристого света. И понял, что шутки кончились.

До сих пор отец лишь проверял его, подобно как фехтовальщик испытывает защиту противника. Теперь пришло время настоящей схватки.

Заклятие Кара вспыхнуло в воздухе, неспособное коснуться Сильнейшего. Тот стоял, расставив ноги и спокойно скрестив на груди руки. Из глаз его текла тьма.

Сила. Сила, такая древняя, что горы старились и рассыпались прахом, и вскипали новые, а она замечала их не больше, чем звери замечают смену шерсти по весне. Непокорная, дикая Сила, отголосок божественной жизни, возжигавшей некогда огни миров. Сила, направлявшая бег планет по орбитам и звонкий путь лесного ручейка, извергавшая молнии с неба и мокрых голых мышат из утробы матери.

Безумие первых магов, вздумавших покорить Силу. Великие сражения, не оставившие даже отсвета в памяти людей. Величие победителей, Владеющих Силой, хозяев мира, чьи города вздымались к небесам, когда прочие люди едва научились владеть огнем. Слава Империи, столь великой, что даже имя Бога в ней забыто, как ненужное. Искусства и науки, не знающие равных. Вершина славы — умение повелевать временем и пространством, способность прорвать невидимую завесу, распространив власть на другие миры.

И падение, горше которого нет. Кровь, великая кровь древнего народа, насквозь пропитавшая землю. Грязные, опьяневшие от крови дикари, рабы, полуживотные, без разбора убивавшие мужчин, женщин и детей. Трупы, сваленные в кучи на улицах древних городов. Измученные, полумертвые от страха и боли, выжившие — девяносто четыре человека, сорок ослабевших, умирающих грифонов. Долина, веками служившая рабочим кабинетом лучшим из лучших — отныне единственное пристанище. Отчаяние. Голод. Страх. И во мраке, как в мягкой земле, посеянные ростки новой славы.