Анна Мистунина - Искупление

— Жрецы уже все подчистили, — высказал общее мнение Тинкал.

Разбойники быстро обшарили несколько домов, ища припасы. Тагрия не осуждала их, она и сама за время пути несколько раз делала то же. Хотелось верить, что хозяева — полудохлики, как называли их разбойники, пережили этот налет. Если в деревне жрецы, значит, никто здесь не умрет от голода. Хотя бы за это истинные люди должны быть благодарны жрецам, ведь без них все, кого коснулся магический серый туман, давно умерли бы. Неясно, правда, чем лучше смерти такая жизнь?

Надеждой, решила Тагрия, с облегчением покидая деревню. Тинкал велел ехать быстро и не шуметь — видно, боялся встретить жрецов. Предавать суду разбойников, как и преследовать колдунов, стало обязанностью Божьих Стражей вскоре после начала Нашествия. Тинкал с Исарой были и тем, и другим. И конечно же, дюжине разбойников нечего было и думать состязаться с отрядом вроде тех, что видела по дороге Тагрия. Лагерь разбили на закате, в живописном местечке под холмом, с вершины которого несся бурный ручей. Нагромождение камней заставляло его срываться маленьким водопадом, поднимая разноцветную вуаль брызг и орошая корни величественных вязов.

Ковры в замке барона Дилосского, не говоря уж о его перинах, были куда мягче юной зелени, устилавшей землю, но Тагрия не смогла припомнить, чтобы опускалась на перины с такой радостью, как упала в этот раз на траву. Правда, сначала ей пришлось обслужить Бетарана — под насмешливыми взглядами разбойников это оказалось не так-то просто. Две-три шуточки она пропустила мимо ушей, но когда парень в рваных штанах и кружевном камзоле, тот самый, что потихоньку делал знаки против колдовства, предложил утопить «полудохлика» в ручье — мол, забот меньше, — Тагрия рассвирепела.

— Эй ты, иди сюда, — сказала она повелительным голосом баронессы, — будешь помогать.

Парень растерянно глянулся на своих захохотавших товарищей, на Исару — та молча наблюдала, сложив руки на груди, — и подошел.

— Держи вот так, — сказала Тагрия.

Молодой разбойник придерживал Бетарана за плечи, пока Тагрия умывала его в ручье, затем помог усадить под деревом, а когда Тагрия стащила с брата сапоги, чтобы просушить ноги, сунул ему кусок хлеба и окорок.

— Ешь, Бет, — велела Тагрия.

Бетаран послушно принялся жевать.

— У вас… неплохо с ним выходит, — заметил присмиревший парень.

Тагрия вздохнула.

— Деваться некуда, вот и выходит. Как тебя зовут?

Кончики ушей, забавно торчавшие из его соломенных кудрей, покраснели.

— Косорукий… госпожа.

— Ого, — сказала Тагрия. — А нормальное имя у тебя есть?

— Динарик, госпожа. Но все зовут меня Косоруким.

— Понятно. Спасибо за помощь, Динарик. И я не госпожа. Я, вообще-то, баронесса, но теперь это уже совсем ничего не значит.

— Да уж, — согласилась подошедшая Исара.

Закончив с Бетараном, Тагрия просто свалилась на траву. Исара уселась напротив, подстелив покрывало в ярких сине-красных узорах. Динарик незаметно исчез. Вокруг с противным звоном вились комары, но Тагрия уже привыкла не обращать на них внимания. Хорошо прокопченный окорок, овечий сыр, пиво — все припасы из последней деревни, и, надо сказать, разбойники даже не думали морить пленников голодом. Тагрия с трудом дожевала свою долю. От усталости не было сил даже бояться. Она никогда еще не ездила так — целый день почти без отдыха, да таким резвым аллюром. Хотелось лечь и не вставать долго-долго. И пусть над головой кружат комары и грифоны, а вокруг пересмеиваются бродяги, воры и убийцы, лишь бы только не мешали спать.

Сами же воры и убийцы как будто и не устали вовсе. Они быстренько разделили обязанности: трое занялись лошадьми, двое распределили припасы, еще трое вместе с Тинкалом широким кругом обошли вокруг лагеря и вернулись, не найдя ничего подозрительного. Теперь все дружно заканчивали ужин. Слышались разговоры и шутки, по большей части грубые, смех. Молчала только Исара. Тагрия подняла глаза, когда ощутила на себе ее взгляд.

Разбойница смотрела довольно дружелюбно.

— Ты почувствуешь, если появятся жрецы? — спросила она.

— Если постараюсь.

— Постарайся.

— Как скажешь, — коротко согласилась Тагрия.

Исара кивнула:

— Кажется, ты поспособнее меня в этих делах. Интересно…

Тут раздался голос Тинкала, отчитывавшего кого-то из своих людей, и Исара замолчала.

— Ты думаешь, Ферр остался… нормальным? — спросила Тагрия.

— Надеюсь, — ответила Исара, откидываясь на покрывале. — Эта дрянь тянется от самой Салианы. Где-то ей должен быть конец.

— Раньше ведь такого не случалось?

— Я не слыхала. А ты?

Тагрия покачала головой.

— Мне иногда кажется, что так теперь везде, — призналась она. — Исара, почему ваши люди не под заклятием? Магии в них нет, я вижу.

«А в тебе ее слишком мало, чтобы заклятие снять».

— Откуда бы? — фыркнула разбойница. — Я и не знала, что вы тоже можете колдовать. Арес… Аресий говорил, это передается с кровью.

— Карий тоже так говорил, — теперь его имя выскользнуло легко, остался лишь горьковатый привкус на губах. — Я просто очень хотела научиться, хоть немножко. Так хотела, что научилась. А кто этот Аресий?

Исара оглянулась. Тинкал распределял ночные дежурства, его почти не было видно за спинами других мужчин.

— Он научил нас всему, — негромко сказала Исара, — меня, Тинкала и Ургата. Это была его тайная школа колдунов, так он называл. Раньше, еще до Нашествия, он хотел собрать всех, кто остался, в ком есть наша кровь.

— И получилось?

Исара помотала головой.

— Не получилось. Жрецы, чтоб им совсем запаршиветь! Они убили восьмерых учеников, сожгли. Аресия тоже собирались, только не успели. Сперва вышел этот эдикт, что мы все теперь подданные, а потом жрецы про все забыли из-за Нашествия, а Аресий сбежал с одним учеником. С Ургатом. Сперва они прятались, боялись, потом начали все снова. Нашли меня — вовремя, кстати, я бы сейчас с тут тобой не болтала. А через год Тинкала.

— Школа колдунов, — повторила Тагрия. — Жрецы этого не допустят, ни за что. Хоть вы и подданные, а за колдовство все равно будут казнить. Так мне объяснил жрец.

— А ты думаешь, мы просто так от них прячемся?

Исара поднялась, ушла под деревья, где были в кучу свалены вещи. Вернулась с пузатой серебряной фляжкой тонкой работы — хранить в такой что-либо, кроме самого лучшего вина, было бы настоящим преступлением. Свернувшись клубком на покрывале, Исара с удовольствием глотнула из горлышка. Сказала со вздохом:

— Да и пес с ними, жрецами, все равно нет никакой школы. Остались только мы двое. Ну, может, еще ты…

Согласиться Тагрия не могла никак, потому спросила о другом:

— А что с ним случилось, с вашим учителем? Жрецы?