Анна Мистунина - Искупление

— Я же говорила, нужен красный! — выдохнула за спиной Тагрия.

— Красный с серебром, — ответил ей чей-то восхищенный голос. — Это ее цвета…

— Тебе нравится? Кати? — спросила Тагрия.

Кати бросила незнакомке в зеркале еще один недоверчивый взгляд и развернулась к зрителям. Длинная юбка прошуршала по полу. Нечасто Сильной Кати приходилось терять дар речи.

— Значит, нравится, — заключила Тагрия.

— Дорогие дамы, — проворковала стоявшая подле нее молодая женщина. — Стыдитесь, вы совсем не жалеете его величество!

— И правда, — хихикнула другая.

Смех подхватили. Осторожный привкус ревности в их мыслях и смутные картинки воспоминаний приоткрыли для Кати еще одну тайну: златокудрый император был, оказывается, весьма любвеобилен. Почти каждая в комнате хоть раз испытала на себе его страсть, и ни одной, несмотря на все старания, не удалось удержать его надолго. Общее замешательство разогнала старшая из женщин.

— Да хватит вам, — сказала она, — все знают, чем это кончается. Вы прекрасно выглядите, госпожа Кати, так что некоторые даже испугались за своих кавалеров. Но я уверена, они это переживут.

— Я тоже на это надеюсь, — неловко сказала Кати. — Благодарю вас всех. Меня не интересуют кавалеры, завтра я ухожу на войну, и…

— А правда ли, госпожа Кати, что у вас дамы сражаются наравне с мужчинами?

— Вы действительно предвидите будущее, госпожа Кати?

— Мы победим?

— Вы поможете нам своим колдовством, госпожа?

— Вы не покажете нам свое колдовство?

— Вы и сейчас можете нас заколдовать?

— Мы победим, ведь правда же?

Начавшись, вопросы потекли рекой, тревожные, любопытные, испуганные. Кати едва успевала отвечать. Когда, спохватившись, дамы отправились одеваться к вечеру, привычный уже запах неприязни и страха был почти незаметен.

Тагрия задержалась — убедиться, что Кати сможет ходить, не путаясь в юбках и не наступая на подол. Заставив ее дважды обойти комнаты, несколько раз сесть и подняться, Тагрия наконец удовлетворилась.

— Ты такая красивая, — сказала она уже не в первый раз. — Правда, такая красивая!

Кати невольно посмотрела в зеркало.

— Не завидуй мне, девочка. У тебя есть то, чего у меня никогда не будет.

— Что, Кати?

— Молодость, — незнакомка в зеркале печально скривила губы. — Поверь мне, это лучшее из достоинств.

— Я знаю, — несмело сказала Тагрия. — Поняла уже, что ты не такая, как выглядишь, вы же не стареете. Но все равно кажется, что тебе лет семнадцать.

— Ты ненамного ошиблась, — улыбнулась Кати, с отвращением отворачиваясь от зеркала. — Всего на год и три столетия. Ступай, Тагрия, тебе, кажется, тоже пора наряжаться.

Светлые глаза дикарки были распахнуты в испуге.

— Это потому что кровь, но ты теперь… Кати!

— Я тронута твоим беспокойством, но тебе действительно пора.

— Как же ты будешь?!

Определенно, Карий поведал этой девчонке чересчур много подробностей. Непозволительная болтливость для мага, тем более Сильного.

— Иди, Тагрия.

Непривычная обувь, мягкая, но немудрено пошитая без различия на правую и левую ногу, волочащийся по полу шлейф и норовящая запутаться в ногах ткань причиняли достаточно неудобств, чтобы Кати забыла обращать внимание на любопытные взгляды и перешептывания, откровенную ненависть и удивленную похоть императорских гостей. Большой зал с колоннами и фресками был полон разноцветья одежд, звяканья оружия и шарканья ног, в которое нестройным гулом вплетались голоса и негромкий перебор струн — в углу примостилась группа невзрачных на общем фоне музыкантов. Гости переговаривались, разбившись на небольшие группы, и слово «колдунья» звучало лишь чуть реже слова «война». Тихо передвигались слуги, предлагая напитки и умудряясь при этом оставаться незаметными. Кати отвечала на сдержанные приветствия наиболее смелых из дворцовых обитателей, когда слуга у входа громко объявил:

— Его величество император Эриан!

Звуки резко стихли, все как по команде развернулись к дверям. Он вошел, как всегда, чуть торопливее, чем стоило бы окруженному почетом правителю. И как всегда, тут же оказался в центре вихря приветствий, обращений, поклонов и приседаний, способных вызвать головокружение у любого, кто не практиковался в них с детства. Кати незаметно отступила к большому, во всю стену, окну.

Цветные стекла не давали разглядеть неба. Плотные занавеси были расшиты золотыми на темно-синем птицами — при желании их можно было считать грифонами. Там, за окном, на крыше дворца дремала сытая Мора. Кати чувствовала ее присутствие, ее память и ожидание, чувствовала, пока не исчезло все. Все, кроме пораженного взгляда императора.

Он был бледен и смотрел широко раскрытыми глазами, как увидевший призрак смерти, и не догадывался, что смертью был он сам. Смотрел, не отрываясь, и Кати не стала отводить взгляд.

Давай, император. В этой чаше хватит яду на двоих.

Чья-то ревность, чей-то страх, чей-то гнев… Кати отметила их лишь по привычке. В ее чувствах не было ничего неожиданного, разве что сила их и сладость, абсолютная, без малейшей примеси. Пошла навстречу — юбка сбилась и запуталась бы, но понадобился лишь один шаг. Остальные сделал император. Ни слова, ни лишнего жеста, он был и оставался правителем среди подданных. Но едва ли хоть кто-то из видевших обманулся его сдержанностью.

— Сильная, — сказал он с хрипотцой.

— Император.

Он знал, разумеется, знал, что Кати видит его насквозь, и не собирался извиняться. Ужас прозрения растаял, восторг и желание императора горели теперь ярче магического огня. Наслаждение от его взгляда было невероятно чувственным, Кати вдыхала его целую минуту, пока император с легким поклоном не возвратился к своим гостям.

Снова задрожала негромкая музыка, ожили разговоры. Император принимал поклоны и пожелания, его ровный голос ничем не выдавал смятения чувств, и взгляд больше не возвращался к Кати. И она, за века изучившая науку притворства, не ловила глазами пурпура и золота, не силилась разглядеть его широких плеч за спинами обступивших императора людей. Отыскав Тагрию — опять растерянная и одинокая, похожая на тростинку в нежном платье цвета морской волны, та забилась в уголок и печально грезила о своем принце, — Кати провела с ней все время до тех пор, пока зычный голос слуги не пригласил всех в обеденную залу.

Прошедшие дни притупили было страх и интерес, но сегодня Кати вновь оказалась в перекрестье взглядов и мыслей. Как обычно, ей приготовили место между императором и Верховным жрецом, и внезапную страсть одного подчеркивала сдержанность другого. Внешне все трое являли образец светского спокойствия — игра, в которой Кати участвовала почти против воли. Пожелай император овладеть ею здесь и сейчас, не стыд и не страх перед мнением присутствующих заставили бы Сильную Кати отказаться. Только знание будущего. А дикари — всего лишь дикари, пусть смотрят, если хотят.